Белогвардейцы - [6]
- Ласково, - подтвердила Настя. - Лаской и зверя взять можно. - Она сдвинула с огня сковородку, набросила на плечи старенький, в нескольких местах штопанный полушубок и направилась к двери.
- Вы куда? - спросил Крымов, пружинисто поднимаясь.
- Баньку хочу затопить.
- Потом, Настя, потом... Не уйдут от нас ни блины, ни банька.
Настя откинула голову.
- Вы что же, заарестовали меня? - спросила с вызовом. - Или боитесь, что убегу?
- Ничего я не боюсь, на дворе мои люди... А выходить не следует: скоро стрельба начнется.
- Стрельба?! - Вскинув руки, Настя отступила, хлопнулась на скамейку. Боже мой, что ж делается? Красные стреляют, белые стреляют, зеленые... Для этих стрельба - что праздник!
- И часто они здесь появляются? - спросил Крымов, усаживаясь на прежнее место.
- Когда, захотят.
- Не обижают?
- Не было такого.
Крымов задумчиво посмотрел на огонь.
- Настя, а где этот продотряд разместился?.
- А в поповском доме. Это отсюда... - она принялась загибать пальцы, двенадцатый дом по правой стороне. Да вы его сразу заметите - около него подводы с хлебом стоят. Они вчерась еще хотели уехать, да не успели... Кто-то им донес, что дядька Панкрат не всё зерно сдал... Вот они и выколачивают из него хлебушек...
- А где этот... дядька Панкрат живет?
- Они его в баньку выселили. Вместе с женой и ребятишками, а в доме он напротив поповского - устроили то ли сход, то ли совет какой-то, собираются там и галдят о новой жизни... А голодрань их слушает...
На печи вдруг что-то зашуршало, и на пол с легким стуком свалился валенок. Крымов мгновенно вскочил, выхватил револьвер.
- Да это дед! - заливисто расхохоталась Настя. - Старый и хворый солома сгнившая! Да и не слышит ничего.
На печи снова что-то заворочалось, зашумело, засопело, и из-под груды тряпья явился па свет божий ссохшийся, лохматый, словно медведь после зимней спячки, старик. Он приподнялся на локтях, почесал свалявшуюся бороду и чуть подался вперед, пытаясь, видимо, рассмотреть нового человека.
- Ты кто? - Голос был хриплый, но басовитый, еще не утративший силу.
Крымов загнал револьвер в кобуру, шутливо щелкнул каблуками.
- Второго уланского полка Его императорского величества штаб-ротмистр Крымов!
- Не знаю такого, - помолчав, ответил дед и принялся с большими осложнениями слезать с печи. Когда ему это удалось, он разыскал свалившийся валенок, сунул в него ногу и, разогнувшись, повторил: - Не знаю такого. - И зашлепал к двери.
- Сколько ему лет? - спросил Крымов.
- Девяносто, - сказала Настя. - А может, больше. Его дедом звали, когда я еще девчонкой была.
- А вам?
Настя ответить не успела: в комнату ввалился Машков и, вытянувшись, доложил:
- Прибыли, вашблагородь!
Крымов поправил фуражку. Лицо его неожиданно постарело и обрело кислое, озабоченное выражение. И всё же усилием воли он заставил себя улыбнуться:
- Все, хозяйка, теперь можно и баньку топить. Разрешаю.
Задорожный ожидал Крымова за огородами. Конь под ним нетерпеливо перебирал копытами, обеспокоенно крутил головой - нервничал в предчувствии близкого боя.
Крымов вскочил в седло, подъехал к Задорожному и объяснил ситуацию.
- Работы на десять минут, - сказал есаул, но, узнав про обоз и сообразив, что он, по всей вероятности, охраняется, кликнул взводного и рядового Голышева, внешний вид которых и манера сидеть в седле с головой выдавали крестьянское происхождение. - Мы их хитростью возьмем. Пока они разберутся, что к чему, поздно будет... А вы следом езжайте, на расстоянии, и по нашему сигналу...
- Хорошо. - Крымов надвинул на лоб фуражку. Так он делил всегда, когда был чем-то недоволен или озабочен. - Но работа должна быть чистая; нельзя допустить чтобы кто-нибудь ушел. Уйдет - завтра здесь будут красные.А нам необходимо отдохнуть. Вы меня понимаете?
- Прекрасно. Может быть, начнем?
Крымов вытащил револьвер.
- С богом, есаул!
Настя не обманула. Обоз, как она и говорила, стоял у двенадцатой избы, а вдоль него, закутавшись в полушубок, прогуливался часовой. Заслышав конский топот, он обернулся, пытаясь разглядеть, кого несет нечистая, крикнул:
- Кто?
- Свои! - гаркнул Задорожный.
Часовой рванул с плеча винтовку, но передернуть затвор так и не успел: налетевший, как привидение, взводный снёс ему шашкой полчерепа. Есаул, скакавший рядом, одобрительно крикнул, осадил коня, спешился и дал знак Крымову, что дело сделано.
Казаки к считанные секунды окружили поповский дом, а Крымов со своими людьми - дом напротив, в котором, по словам Насти, заседали продотрядовцы.
Первая дверь, что вела в сени, на счастье, оказалась открытой. Крымов бесшумно скользнул в узкий коридорчик и прильнул ко второй, которая вела в горницу. Прислушался. Прокуренный мужской голос напористо и зло выбрасывал слова-камни: "Вы, деревенский пролетариат должны взять власть в свои руки, должны помочь нам и подрезать крылья мужику. Мужик - это тот же буржуй, вампир, который сосет вашу кровушку! А вы батрачите па него, гнете в непосильном труде свои спины. А что имеете? Кукиш! А мужик все богатеет и богатеет. Раньше он нанимал одного батрака, теперь - десять, а скоро всю деревню заставит на себя батрачить! Так вот, я и спрашиваю вас: где справедливость?"
Кто поставит точку в цепи загадочных убийств? Расследуя дерзкое вооруженное ограбление универмага, милиция выходит на администратора Мосэстрады Игоря Софина, след которого ведет в Сочи. Там, на море, происходит серия загадочных убийств. Но это только начало захватывающей криминальной истории о мафии, контролирующей сеть столичных магазинов и ломбардов по скупке золота. В 1990 году режиссёром Эдуардом Гавриловым по книге был снят фильм «Убийство свидетеля».
Повесть о курсантах военного авиационного училища.Рисунки А. Ерасова.
Третий сборник остросюжетных, приключенческих произведений, принадлежащих перу молодых писателей — членов Военно-патриотического литературного объединения «Отечество».Книга для занимательного и увлекательного чтения, рассчитанная на широкую аудиторию любого возраста.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.