Белоэмигранты на военной службе в Китае - [16]

В январе – марте 1925 г. русские одержали целый ряд побед над врагом в районе Нанкина – Шанхая, которые были даже отмечены в информационной сводке Разведывательного управления Красной армии[128]. По другим данным, «в последних боях под Шанхаем большую роль сыграли русские отряды, служащие в армии маршала Лу-Юнг-Сяна. Русские находятся под командой одного из начальников армии генерала Чан-Цу-Лина. Они приняли китайское подданство. При наступлении русских китайские войска Чи-Тси-Хуана (Ци Сиюаня), несмотря на огромный численный перевес, буквально растаяли и разбежались, так что, например, 600 китайских солдат, защищавших железнодорожную станцию, отступили перед тремя русскими»[129].

В результате русские разбили противника по течению реки Янцзы уже в январе. По данным источников, по сравнению с прошлым годом, благодаря русским наемникам у Чжан Цзучана, роли китайских командиров поменялись. Ци защищал теперь ту линию, которую оборонял от него генерал Чжан Цзучана Лю (Лу). Лу же вместе с Чжан Цзучаном вели на Ци наступление по тому пути, по которому на них он наступал год назад. По данным коммунистов, «на сей раз войска Лу победили. При этом немалую роль сыграла здесь кучка белогвардейцев, состоявшая в рядах Мукденской армии и наводившая на китайские войска панику»[130].

Бронедивизион Кострова «в конце января 1925 г. занял Шанхай, высадив там десант. Последний союзник У Пэйфу – генерал Чи-би-вен бежал в Японию. Бронепоезда, закончив свои действия, 3 февраля 1925 г. заняли город У-Си в 250 километрах от Шанхая, где и остановились для приведения себя в порядок и укомплектования». Огромный Шанхай с трехмиллионным населением был взят двумя русскими бронепоездами! Ожидалось столкновение с Сун Чуанфаном, но Чжан Цзучану удалось договориться с ним миром, и столкновение было отсрочено[131]. Но войскам Чжан Цзучана, в том числе русским, пришлось покинуть занятый ими район.

Об успешности действий русских говорит то, что уже в начале 1925 г. коммунисты не раз выражали протест «по поводу нахождения на китайской территории белогвардейского отряда, известного под именем «1-й Русской смешанной бригады», оперировавшего между Шанхаем и Нанкином»[132].

Чжан Цзучан тогда всем наемникам предписал принять китайское гражданство, о чем известил коммунистов, «которые назвали это незаконным, а принятие бывших граждан России в китайскую армию – прямым нарушением советско-китайского соглашения»[133]. По нему русские не должны были допускаться на службу в китайских силовых структурах.

До 15 февраля большая часть русских находилась в районе Кианинга, после чего перешла в Чанчжоу. На фронте было затишье, чем наши наемники воспользовались для переформирования и пополнения, в том числе за счет прибывших из Шанхая казаков генерала Глебова. Были на их основе созданы и военно-административные органы. В этот момент возник среди русских первый серьезный конфликт. Видя легкие победы, молодые офицеры стали уклоняться от рутинной работы по бригаде, без которой невозможно поддержание подразделения на боевом уровне – обучение солдат, каждодневная работа с ними и т. п.[134] Наряду с этим проявились интриги, направленные на то, чтобы занять лучшее место. Они были во многом направлены против Нечаева. За его спиной стали расти неизвестные ранее Чехов и Макаренко, участвовавшие в формировании первых частей Русского отряда. Очень быстро бесталанный Чехов стал начальником штаба бригады Нечаева и тем не менее интриговал за спиной Константина Петровича[135]. По данным Н. Николаева, «в этом отношении выгодно отличался доблестный и серьезный командир Конного дивизиона полковник Бартеньев. К этому времени у него был только один конный взвод, остальные, за исключением офицеров, были пешими. Горная батарея не имела орудий. Инженерные силы бригады полковника Макаренко представляли собой лишь одну маленькую команду для связи»[136]. Поэтому решили набрать еще полторы тысячи русских и командировали для этой цели в Мукден полковника Генштаба Л. Л. Ловцевича.

Тогда же произошла встреча Нечаева с Лукомским. Последний вспоминает: «Однажды днем ко мне пришел неизвестный русский офицер, передавший письмо от Нечаева. Он писал, что с отрядом дошел до Шанхая, и просил разрешения приехать ко мне ночью на свидание, которое я дал. После 11 часов вечера приехал Нечаев на автомобиле. Мы познакомились и беседовали почти до утра. Он рассказал, на каких условиях и как был создан отряд. Нечаев сказал, что они смотрят на свое участие в китайской смуте как на временное явление, чтобы ценой его купить право иметь в Маньчжурии постоянный русский отряд, который потом можно будет увеличить и употребить на борьбу с большевиками. Он рассказал о бедствиях отряда, идущего в авангарде Маньчжурского корпуса, сказав, что главная тяжесть боев лежит на русских. Несколько раз он сталкивался со скрытым наружным влиянием и руководством со стороны японцев. Смеясь, рассказал, что, подходя к Нанкину как-то под вечер, его отряд, численностью тогда около 2500 человек[137], натолкнулся на невероятно упорное сопротивление китайцев. Начальник его авангарда доносит, что продвинуться дальше не может. Нечаев, ничего не понимая и привыкший к тому, что китайцы сразу отступают, когда выясняют стремление противника «дойти до штыка», решает сам проверить, в чем дело. Он пробирается вперед. Неприятель стреляет метко и спокойно. Нечаев ползет в цепь. Впечатление такое, что противник готовится к контрудару. Огонь – очень сильный. Нечаев ничего не может понять, но видит, что сделать ничего не может. Приказывает отряду, как только стемнеет, отползти в тыл. Ночью в тылу отряд Нечаева занимает приличную позицию. Он решил ему дать день отдыха. Днем Нечаеву докладывают, что его хотят видеть два японских офицера. Он их принимает, угощает, беседует с ними. Японцы рассказывают, что у них тут рядом небольшая концессия и из-за опасения, что китайцы ее разграбят, с военных судов свезли на берег две роты и они заняли у нее позицию и что накануне на них наступали китайцы, но китайский отряд был странным. Они никогда не видели, чтобы китайцы так спокойно наступали под огнем и так стреляли. Сошлись почти до штыкового удара, чего они, японцы, очень боялись, считая, что многочисленные «китайцы» их опрокинут. Положение их, японцев, было очень тяжелым, но, к их счастью, «китайцы» ночью отступили. Нечаев понял, какой «китайский» отряд преградил ему путь, но ничего японцам не сказал. Ничего не сказали ему и японцы, но просили его передать, «кому надо», что лучше на Нанкин не наступать, чтобы японские концессии не пострадали… Поговорили, выпили и разошлись. Нанкин тогда наступлением не брался. Его просто «обтекли», направляясь на Шанхай. Но и там было приказано не оставаться и в бои не ввязываться. Нечаев сказал, что на другой день они отступают на север, к Тяньцзину»