Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев - [60]

— Предал меня… Доманов, — восклицал он. — Пригласил, напоил и предал. Сейчас придут англичане, арестуют меня и передадут советам. Меня, Шкуро, передадут советам… Он бил себя в грудь, и слезы градом лились из его глаз. В 6 часов утра он был увезен двумя английскими офицерами».

На следующий день, 28 мая 1945 года, Шкуро оказался вместе с другими казачьими офицерами в том же городке Шпитале. По некоторым свидетельствам, «Шкуро сорвал с себя британский орден и бросил его под ноги английскому офицеру. Он требовал оружия, не желая отдаться живым в советские руки». Казаки-ветераны, проживавшие в Западной Германии 1960-е годы прошлого века после возвращения из советских лагерей, вспоминали, что арест Шкуро проходил без излишней эмоциональности и надрыва: «…во дворе завода появился советский генерал Долматов, в сопровождении советского майора и еще 3-х офицеров. Быстро осведомившись о том, где находятся генералы П.Н. Краснов, Шкуро и другие, Долматов подошел к ним, поздоровался за руку и высказал свое удовольствие быть с ними знакомым. Тут же Долматов заговорил о гражданской войне, напомнив генералу Шкуро одно из сражений, в котором он, Долматов, опрокинул части Шкуро. „Ну и мы вам давали“, — не выдержал генерал Шкуро, прибавив крепкое словцо. „На то она и война“, — засмеялся Долматов и выразил тут же свое крайнее удивление по тому поводу, что англичане привезли и старых эмигрантов, сказав: „советское правительство требовало выдачи только своих советских граждан, а со старых эмигрантов нам спрашивать нечего, они не наши, но списки уже в Москве и он отпустить нас не может, т. к. это дело Москвы…“»[114]

Для многих из выдаваемых Советам казаков был особенно неприятен тот факт, что они попадали в большевистские руки с помощью солдат британской армии, на которую многие возлагали большие надежды, как на исторических врагов большевизма. Некоторые историки в эмиграции и теперь и в России старались делать недвусмысленные указания на то, что в насильственной репатриацией казаков на территории Австрии была задействована некая Палестинская бригада. Генерал-лейтенант В.Г. Науменко утверждал напротив, что выдачу казаков «производили чины не Палестинской бригады, а 8-го Аргильского Сатерландского Шотландского батальона британской королевской армии», добавляя при этом, что «не исключается возможность, что в их ряды 1 июня (1945 года — Авт.) были вкраплены НКВД-исты, чем и объясняется брань на русском языке, слышанная многими в дни насилия». В мемуарах переводчицы Ольги Ротовой говорится, что подполковник Малькольм, командир 8-го Шотландского батальона, «никогда не видел каких-либо частей Палестинской бригады в этом районе и никакие ее части не принимали участия в репатриациях, как в них не участвовали никакие лица еврейской национальности, откуда бы то ни было». Автор труда о «жертвах Ялты», граф Н.Д. Толстой-Милославский, создатель объемного труда о насильственных репатриациях, дает прямое указание на то, что «в составе английских войск была еврейская бригада, но она не была в Лиенце. В это время она была за пределами Австрии. Но в Лиенце у англичан были переводчики — евреи из Польши — знавшие русский язык». Это косвенным образом подтверждает и Николай Николаевич Краснов, непосредственный участник событий выдачи казаков. «Между нами юлят переводчики. Они передают приказания офицера, заведовавшего погрузкой.

— Паны должны лезть в машины. Если не пойдут добровольно, против панов будет применена сила и огнестрельное оружие! — картаво, то с польским, то с галицийским акцентом кричали, надрываясь, „толмачи“».[115]

«…По какой-то странной случайности, все англичане говорят по-польски. Они горланят, дергают наших за рукава и заверяют, что в могилу они вещи с собой не унесут, а папироску выкурить успеют. Торгаши отличались особым цинизмом. Желая объяснить, что ожидает несчастных, они подносили к виску указательный палец, отчетливо щелкая средним и большим. Песенка, мол, ваша спета! Чего там валандаться!»[116] Очень немногие авторы упоминают о том, что некоторые представители британских частей в те дни находились на грани неповиновения приказу о насильственных действиях в отношении казаков; многие солдаты предупреждали их о предстоящей репатриации и даже помогали скрыться. Есть данные, что в связи с этим английское командование было вынуждено отозвать часть своих солдат. По воспоминаниям терского казака М.П. Негоднова из Терско-Ставропольской станицы Казачьего Стана, приведенных историком Г. Алехиным, «…раздались выстрелы и появились бесы в английской форме… многие из них говорили по-русски… Эти бесы клещами врезались в гущу людей и палками, прикладами и штыками гнали их к грузовикам и там, как мешки с картофелем, грузили живых, больных, убитых, женщин, детей и священников. Кто оказывал сопротивление, зверски били палками, прикладами или просто закалывали штыками. Одного священника закололи штыком, пробив икону, которую тот держал в руках. Часам к 2–3 в лагере уже было относительное спокойствие…»

По сведениям приводимым Алехиным, Войсковой старшина Л.Н. Польский, служивший в Казачьем Стане, настаивает на том, что выдачу офицеров в Юденбурге «осуществляли чины палестинского корпуса под свист, улюлюканье и ликование собранных из газет 3-го Украинского фронта журналистов… Особенно неистовствовали женщины, изощряясь в грубейшей лагерной брани». Однако в письме к ставшему впоследствии в США атаманом Кубанских казаков В.Г. Науменко от 14 октября 1956 года направленном Б.К. Ганусовским есть прямо противоположное свидетельство: «Относительно участия солдат с нарукавным знаком „Палестина“, скажу следующее: насколько я помню, эти солдаты в Юденбурге являлись только зрителями интересного для них зрелища. Оружия у них ни у кого не видел. Они свободно и без видимого дела бродили около наших грузовиков и старались сорвать с нас, что только было можно. Вроде покупки часов за сигареты. Сколько их там было, я сказать не могу, ибо из грузовика поле зрения было очень ограничено».