Белое золото, черная смерть - [43]

— Аминь, — сказала прихожанка.

Преподобный Букер Вашингтон удостоверился в правильной реакции слушателей, прежде чем перейти к более тонким материям.

— Всю свою жизнь этот благородный альтруист испытывал на себе жестокость и предубеждение белых, против которых он восстал во имя каждого из вас.

— Аминь! — воскликнула та же прихожанка уже громче, и эхом ей было несколько робких «аминей».

— Я знаю, преподобный О'Мэлли не виновен ни в каких преступлениях, — возвысил голос Букер Вашингтон, позволяя страсти прорваться сквозь скорбно-суровые интонации. — Я бы и сейчас доверил ему и свои деньги, и свою жизнь.

— Аминь! — воскликнула все та же прихожанка, вставая с места. — Он хороший человек!

Зал стал закипать. Женская часть аудитории бурно выражала согласие.

— Он посрамит лживых обвинителей, он воздаст им по заслугам, — гремел Букер Вашингтон.

— Освободить его! — завизжала женщина.

— Закон освободит его! — бушевал преподобный Букер Вашингтон. — О'Мэлли вернет наши деньги и поможет нам покинуть эту страну тиранов и вернуться в любимую Африку.

Собравшиеся повскакивали со своих мест, выкрикивая «аминь» и «аллилуйя». В их разгоряченном воображении О'Мэлли предстал великомучеником, жертвой несправедливости белых, отважным и благородным лидером.

— Всемогущий Господь разобьет его оковы, и он придет, чтобы даровать нам свободу, — закончил свою пламенную речь преподобный Букер Вашингтон.

Представители движения «Назад в Африку» ему верили. Они хотели ему верить. Иного выбора у них не было.

— А теперь мы начинаем сбор пожертвований, чтобы оплатить работу адвоката преподобного О'Мэлли, — уже спокойно сказал преподобный Букер Вашингтон. — И попросим брата Самнерса передать эту скромную сумму тому, кто ныне оказался в своем Гефсиманском саду.

Было собрано пятьсот девяносто семь долларов, каковые брату Самнерсу надлежало передать преподобному О'Мэлли. Полицейский участок, где находился под стражей О'Мэлли в ожидании решения суда, был в нескольких кварталах от церкви. Брат Самнерс возвратился с посланием от О'Мэлли еще до окончания службы. Его буквально распирало чувство собственной значимости, когда он взошел на кафедру, чтобы огласить то, что поручил ему любимый пастырь.

— Преподобный О'Мэлли в своей темнице воссылает молитвы за всех вас, его дорогих сторонников, — за всех нас, за скорейший возврат наших денег, а также за наш переезд в Африку. Он говорит, что в десять утра в понедельник состоится судебное заседание по его вопросу, после чего он снова обретет свободу и вернется к вам, чтобы продолжить свою работу.

— Защити и освободи его Господь! — воскликнула одна прихожанка, и хор голосов воскликнул за ней: «Аминь!»

Собрание закончилось, и прихожане расходились, исполненные веры в преподобного О'Мэлли, а также удовлетворения своей собственной щедростью, воплотившейся в пятьсот девяносто семь долларов.

На многих столах в Гарлеме в этот день появились жареные куры с клецками или свинина со сладким картофелем, а преступный мир отдыхал.

По воскресеньям Гробовщик и Могильщик всласть отсыпались и редко вставали до шести часов вечера. Воскресенье и понедельник были у них выходными, если они не работали над чем-то срочным. Дело о налете они решили отложить до понедельника.

Но Могильщику приснилось, что «слепой» рассказал ему о том, как видел кипу хлопка, которую провезли по Седьмой авеню и втащили в дом, только вот проснулся он прежде, чем успел услышать в какой. Какое-то воспоминание стучалось, чтобы попасть в его сознание. Теперь он понимал, насколько это важно, но тогда не обратил на него должного внимания. Некоторое время он лежал, тщательно вспоминая все, что они делали. Он так и не вспомнил того, что хотел, оно так и не достучалось до его мозга, но Могильщиком овладело сильное ощущение, что если он сможет припомнить это, то получит ответ на все вопросы.

Он встал, накинул халат, пошел в кухню и вынул из холодильника две банки пива.

— Стелла! — крикнул он жене, но она куда-то ушла.

Он выпил одну банку и стал бродить по квартире, держа в руке вторую. Он всматривался в глубь себя, прочесывая дебри памяти. Сыщик без памяти, говорил он себе, все равно что мясо без картошки.

Его две дочери были в летнем лагере. В квартире стояла тишина, как в гробнице. Он зашел в гостиную, сел, пролистал воскресный выпуск «Сентинела», гарлемской газеты, выходящей два раза в неделю и посвященной местным новостям. Почти всю первую полосу занимал рассказ о налете. Там были фотографии О'Мэлли, Айрис, а также Мейбл и Джона Хилла. Рэкетирское прошлое О'Мэлли, а также его тюремные дни получили самое подробное освещение. Было отмечено, что синдикат приговорил его к смерти. История его движения «Назад в Африку» изобиловала самыми рискованными подробностями, зато одноименная организация Л. Г. Мишо изображалась в весьма уважительных тонах. О Маркусе Гарви, которому первому пришла в голову эта блестящая идея, сообщались такие факты, о которых сам он и не подозревал. Могильщик стал листать газету дальше, и его внимание привлекла реклама Коттон-клуба с фотографией Красотки Билли, исполняющей экзотический танец «коттон».