Белое солнце пустыни - [11]

– Я работаю не ради денег, – с достоинством ответил хранитель.

Алимхан улыбнулся и встал.

– Тогда сумму я назначу сам, – проговорил он.

Лебедев тоже поднялся с кресла. Абдулла открыл хранителю дверь.

– Этот сделает все, как надо, – сказал Алимхан, когда Лебедев вышел. – У русских есть много достоинств.

Зазвонил телефон, Алимхан снял трубку, позолоченную с инкрустациями; трубку поднес к уху, микрофон – ко рту. На лице у него появилась легкая улыбка.

– Здравствуй, князь, – сказал он в микрофон. – Что?.. Ну, конечно! С удовольствием!.. – Положив трубку, взглянул на Абдуллу. – Князь приглашает нас на мальчишник.

Абдулла, улыбнувшись, наклонил голову.

– А сейчас возьми мотор и поезжай за… – Алимхан, в свою очередь, улыбнувшись, сделал паузу. – За одной прекрасной барышней. Ты ее еще не видел – я сам знаком с ней всего две недели… Поезжай, шофер знает адрес.

Абдулла снова склонил голову, но теперь без улыбки, и, четко повернувшись, пошел к дверям.

Мотор, обгоняя конные экипажи, быстро двигался по улицам Петербурга. От громких звуков его клаксона шарахались в сторону лошади. Абдулла и в автомобиле сидел, как на коне во время парадного выезда: прямая спина, гордо поднятая неподвижная голова. Правда, внутренне он сейчас слегка морщился: ему не очень нравились поручения, связанные с женщинами хозяина. Суровый, самолюбивый воин, он считал эти поручения унижающими его достоинство. Но что поделаешь: его блестяще начатая и до сих пор также продолжающаяся карьера целиком зависела от Алимхана.

Шофер остановил мотор у подъезда красивого дома на Невском. Дверь квартиры на втором этаже Абдулле открыла хорошенькая горничная, вся в кружевах, рюшках и оборочках. Пропуская «красивого офицера», она «случайно» прикоснулась к нему мягкой грудью и, улыбнувшись, побежала доложить хозяйке.

Абдулла спокойно стоял в прихожей, ждал. Через минуту, не больше, из внутренних покоев появилась стройная и, казалось, совсем еще юная женщина – таким нежным и чистым было ее лицо.

Взглянув на нее, Абдулла замер: перед ним стояла та самая женщина, которую он когда-то увидел на станции Бологое и чей образ до сих пор носил в своем сердце. Нет, это, конечно же, была другая женщина, но у нее был тот же овал лица, те же огромные фиалковые глаза, та же ласковая, чуть дразнящая улыбка.

Она протянула ему красивую, с узкой ладонью руку и неожиданно низким, чуть хриплым, но мелодичным голосом произнесла:

– Здравствуйте!.. Я Александра Дмитриевна. Для друзей – Сашенька.

Она кокетливо пришепетывала, и «Сашенька» в ее устах прозвучало как «Сафенька».

Абдулла двумя пальцами чуть сжал ее ладонь – в его лапище ее рука утонула бы почти до локтя – и глухо пробормотал свое имя.

На улице Абдулла, опустив глаза, распахнул перед Сашенькой дверцу и помог ей взобраться на высокую ступеньку авто.

Как потом выяснилось, он тоже понравился Сашеньке с первой встречи. Ей льстило, как этот суровый, гордый мужчина с мягкими движениями могучего тела смущался от одной только ее улыбки и краска проступала на его красивом смуглом лице.

…Обгоняя конные экипажи, они катили по главной улице города. Абдулла сидел впереди, рядом с шофером, все еще напряженный и поэтому молчаливый. Сашенька склонилась к нему, почти коснувшись губами его уха. Абдулла вдохнул тонкий аромат ее духов, но, выросший в пустыне и привыкший различать множество запахов, он почувствовал также и нежный, волнующий аромат ее кожи.

– Скажите, Абдулла, у вас женщины ходят в чадрах? – улыбнувшись, спросила она.

– В чадрах, – вздохнул Абдулла, множество раз отвечавший на этот вопрос.

– Это ужасно! – воскликнула Сашенька. – Идти по улице и не видеть лиц женщин… Зачем же тогда на улицу выходить!

– Что поделаешь – таков закон нашей религии.

– Но ведь можно ужасно ошибиться!..

Абдулла понял, что Сашенька кокетничает с ним, и от этого улеглась его напряженность. Осталось только приятное волнение. Он слегка повернулся к ней, чуть не коснувшись усами ее пухлых губ, и, улыбнувшись, сказал:

– Нет, ошибиться невозможно. Красавица и под чадрой красавица. Это сразу понятно.

– Не понимаю… – Сашенька широко открыла свои и без того огромные глаза. – Ведь не видно ни глаз, ни губ, ни улыбки… – перечислила она самое лучшее в своем лице.

Абдулла взглянул в ее бездонные фиалковые глаза и, не удержавшись, пылко ответил:

– А если вы, госпожа Сашенька, наденете чадру разве можно ошибиться?!

– О-о-о!.. – проворковала польщенная женщина. – Лучшего комплимента я давно не слыхивала! Вы опасный человек, Абдулла!

– Я – опасный?! – подыгрывая ей, «удивился» Абдулла. – Помилуйте – я всего-навсего слуга вашего господина!

Сашенька, перестав улыбаться, замолчала, в задумчивости тихо произнесла:

– Да, да… господин… мой господин… – Погодя поинтересовалась. – Ну и что сейчас поделывает Алик?

– Алик? – переспросил Абдулла, не поняв, о ком она говорит, но потом сообразил, что так она называет Алимхана, правителя Бухары и всей территории до самого Каспия.

– Ждет вас, – коротко ответил он, больше не оборачиваясь и глядя прямо перед собой.

Проводив Сашеньку до кабинета Алимхана, Абдулла прикрыл за ней дверь, а сам сел напротив, не спуская с двери глаз, – минуты тянулись бесконечно долго. Он ругал себя за то, что сидит здесь, но все же не уходил – острые коготки ревности потихоньку впивались в сердце.