Белое солнце Одессы - [2]

Городской архитектор Глазырин-младший тут же получил задание спроектировать четыре дополнительных мечети с высокими минаретами. Они строились невозможно быстро. Потом в официальных документах Одесса стала именоваться Городом Пяти Минаретов.

Ну, а потом ввели закон шариата.

* * *

— Лена! — позвал Майкл. — Это я.

Девушка выступила из темноты.

— А где Гюльчи?

— Она здесь.

— Мы должны уходить.

— Господи! Ну неужели Россия с Америкой нам не помогут?

— Скажи еще: и Израиль.

— Нет, ну Израиль ясно…

— Скажи еще: и Украина.

На слове «Украина» Майкл передернул затвор.

— Нормальная штука. Зови Гюльчи.

Тонкая и изящная, как двадцатый век, Гюльчи подошла к ним и предложила:

— Друзья, может быть, займемся сексом напоследок? Вдруг нас поймают… Потом мы будем жалеть.

— Перед смертью? — спросила Лена.

— Нас не поймают, — отрезал Майкл. — Пошли.

* * *

У мужчины может быть до четырех жен. Но жена, которая изменила с другим мужчиной, приговаривается к смерти. И муж, который знал и не сообщил об ее измене, разделяет вину.

Велик Аллах!

Так-то…

* * *

— Гюльчи, зачем Абдулла тебя застучал?

— Не знаю… Я думаю, у него не было выбора.

— А-а… А когда он свингером хотел быть, у него был выбор?

— Понимаешь, теперь он хочет быть заместителем у Махсуда. Он мне муж, я ему жена. Он не мог рисковать из-за меня.

— А-а… Заместителем… Значит, свингером он быть уже не хочет.

— Перестаньте! — оборвала их Лена. — Куда мы идем!

— Наша цель — поселок Котовского, Леночка. Только в обход. Там нам помогут.

— Почему ты так думаешь?

— Там центр украинской духовности.

Майкл остановился в темноте, подумал. Снял с пояса мобильный телефон, нажал кнопку. Панель засветилась зеленым, отчего темнота вокруг казалась еще непроглядней. Он поискал в памяти. И набрал номер.

— Алло, Абдулла? Это Майкл. У тебя ласковая жена, Абдулла! Мне хорошо с ней. Что, не слышишь? Повторяю: мне хорошо с твоей женой, Абдулла! Да, да, сейчас.

Он отключился, зеленая панелька погасла. Размахнувшись, Майкл зашвырнул телефон далеко в кусты.

— Теперь он найдет нас… — прошептала Гюльчи.

Майкл еще помолчал.

— Это вряд ли, — сказал он.

* * *

— Смотри, — сказал начальник таможенного поста, — садитесь на баркас и до самого Очакова из моторного отделения не показываетесь. Пулемет я вам не дам. В моторном отделении придется помучиться. Но я бы на вашем месте перетерпел вообще до Николаева, а то Очаков, знаете… — он махнул рукой в сторону Гюльчи: — Про нее сейчас по всем каналам говорят, а в Очакове махмуды разные отдыхают правоверные…

— Разберусь, — ответил Майкл. — Спасибо.

— На баркасе контрабандисты заправляют, три персоны. Сам понимаешь, что за народ.

Майкл кивнул.

— Но они про вас в курсе, не переживай.

Майкл снова кивнул и протянул деньги.

— Не, друг, — услышал он в ответ, — я больше взяток не беру.

— С каких пор?

— За это махмуды руки будут рубить. Мне за Одессу обидно.

В моторном отделении было жарко. Очень жарко. Баркас отошел, должно быть, далеко от берега, когда в проеме показалась голова.

— Привет, хлопцы.

Майкл кивнул.

— А кто из вас та, что мужу изменяла? Ты, что ли? — контрабандист нехорошо ухмыльнулся. Из-за плеча у него выросли еще две головы, с похожими нехорошими ухмылками.

Майкл передернул затвор. Головы исчезли.

Игнорируя советы таможни, он поднялся на палубу. Город Пяти Минаретов оставался позади, за кормой, и в судьбе, и в истории. Со всеми своими деньгами, дрязгами, спорами, с испугавшимся свингером Абдуллой и неясным будущим.

Майкл подошел к одному из контрабандистов, ни слова не говоря забрал у него приемник с наушниками и нашел станцию «Секундой раньше».

«Эксперты сходятся в одном, — тараторил ведущий новостей, — очень возможно, что уже в апреле этого года Верховным Гарун Аль-Рашидом Одессы станет бывший друг УНА-УНСО, бывший еврей, бывший русский патриот, скандально известный семидесятипятилетний имам Лев Вершинин…»

Майкл обернулся, еще раз посмотрел на город и произнес:

— Это вряд ли.