Городской архитектор Глазырин-младший тут же получил задание спроектировать четыре дополнительных мечети с высокими минаретами. Они строились невозможно быстро. Потом в официальных документах Одесса стала именоваться Городом Пяти Минаретов.
Ну, а потом ввели закон шариата.
* * *
— Лена! — позвал Майкл. — Это я.
Девушка выступила из темноты.
— А где Гюльчи?
— Она здесь.
— Мы должны уходить.
— Господи! Ну неужели Россия с Америкой нам не помогут?
— Скажи еще: и Израиль.
— Нет, ну Израиль ясно…
— Скажи еще: и Украина.
На слове «Украина» Майкл передернул затвор.
— Нормальная штука. Зови Гюльчи.
Тонкая и изящная, как двадцатый век, Гюльчи подошла к ним и предложила:
— Друзья, может быть, займемся сексом напоследок? Вдруг нас поймают… Потом мы будем жалеть.
— Перед смертью? — спросила Лена.
— Нас не поймают, — отрезал Майкл. — Пошли.
* * *
У мужчины может быть до четырех жен. Но жена, которая изменила с другим мужчиной, приговаривается к смерти. И муж, который знал и не сообщил об ее измене, разделяет вину.
Велик Аллах!
Так-то…
* * *
— Гюльчи, зачем Абдулла тебя застучал?
— Не знаю… Я думаю, у него не было выбора.
— А-а… А когда он свингером хотел быть, у него был выбор?
— Понимаешь, теперь он хочет быть заместителем у Махсуда. Он мне муж, я ему жена. Он не мог рисковать из-за меня.
— А-а… Заместителем… Значит, свингером он быть уже не хочет.
— Перестаньте! — оборвала их Лена. — Куда мы идем!
— Наша цель — поселок Котовского, Леночка. Только в обход. Там нам помогут.
— Почему ты так думаешь?
— Там центр украинской духовности.
Майкл остановился в темноте, подумал. Снял с пояса мобильный телефон, нажал кнопку. Панель засветилась зеленым, отчего темнота вокруг казалась еще непроглядней. Он поискал в памяти. И набрал номер.
— Алло, Абдулла? Это Майкл. У тебя ласковая жена, Абдулла! Мне хорошо с ней. Что, не слышишь? Повторяю: мне хорошо с твоей женой, Абдулла! Да, да, сейчас.
Он отключился, зеленая панелька погасла. Размахнувшись, Майкл зашвырнул телефон далеко в кусты.
— Теперь он найдет нас… — прошептала Гюльчи.
Майкл еще помолчал.
— Это вряд ли, — сказал он.
* * *
— Смотри, — сказал начальник таможенного поста, — садитесь на баркас и до самого Очакова из моторного отделения не показываетесь. Пулемет я вам не дам. В моторном отделении придется помучиться. Но я бы на вашем месте перетерпел вообще до Николаева, а то Очаков, знаете… — он махнул рукой в сторону Гюльчи: — Про нее сейчас по всем каналам говорят, а в Очакове махмуды разные отдыхают правоверные…
— Разберусь, — ответил Майкл. — Спасибо.
— На баркасе контрабандисты заправляют, три персоны. Сам понимаешь, что за народ.
Майкл кивнул.
— Но они про вас в курсе, не переживай.
Майкл снова кивнул и протянул деньги.
— Не, друг, — услышал он в ответ, — я больше взяток не беру.
— С каких пор?
— За это махмуды руки будут рубить. Мне за Одессу обидно.
В моторном отделении было жарко. Очень жарко. Баркас отошел, должно быть, далеко от берега, когда в проеме показалась голова.
— Привет, хлопцы.
Майкл кивнул.
— А кто из вас та, что мужу изменяла? Ты, что ли? — контрабандист нехорошо ухмыльнулся. Из-за плеча у него выросли еще две головы, с похожими нехорошими ухмылками.
Майкл передернул затвор. Головы исчезли.
Игнорируя советы таможни, он поднялся на палубу. Город Пяти Минаретов оставался позади, за кормой, и в судьбе, и в истории. Со всеми своими деньгами, дрязгами, спорами, с испугавшимся свингером Абдуллой и неясным будущим.
Майкл подошел к одному из контрабандистов, ни слова не говоря забрал у него приемник с наушниками и нашел станцию «Секундой раньше».
«Эксперты сходятся в одном, — тараторил ведущий новостей, — очень возможно, что уже в апреле этого года Верховным Гарун Аль-Рашидом Одессы станет бывший друг УНА-УНСО, бывший еврей, бывший русский патриот, скандально известный семидесятипятилетний имам Лев Вершинин…»
Майкл обернулся, еще раз посмотрел на город и произнес:
— Это вряд ли.
