Белое Перо - [3]

Йоланда из социальной службы считает, что мне надо больше двигаться. Как будто она сама много двигается, с такой-то задницей. Со следующей недели ее не будет. «Есть занятия и получше, чем всю жизнь попы вытирать».

Четыре дня назад я ночью упал. Хотел набрать стакан воды в ванной, поскользнулся и ударился головой о край раковины. Я лежал на кафельном полу и трепыхался, как рыба. Жуткая боль от пояса до колена. Ползком я еле добрался до спальни и сдернул телефон с тумбочки. Пусть приедет «скорая». Разбудил по телефону соседку, чтобы она открыла дверь. Бедро выскочило из сустава, и на голове шишка. Рентген и вся эта суета. К счастью, переломов не было, и операции не потребовалось. Врач дал мне общий наркоз и вправил головку бедра. Трое суток меня продержали в больнице, а теперь я дома с Ивонной, медсестричкой не старше двадцати лет. Я не могу пошевелить ногой, и боль пронзает всю ногу до самых кончиков пальцев. «Нужно время», — говорит Ивонна. Отлично, времени у меня достаточно, но иногда кажется, что мое время на исходе, и тогда я думаю, как мне все надоело. Иногда я ковыляю на костылях до туалета, а в основном лежу у окна. Однажды мне показалось, что мимо пролетает Белое Перо с веточкой в клюве, но все было слишком быстро, это могла быть и другая птица.

Жуткая жара. Я больше не поднимаю маркизы. Мебель отливает оранжевым. Звонит дочка из Принсенбека и говорит, что на этой неделе приехать не может. У малыша ветрянка. Его всего обсыпало, да еще такая жара. В ноге пощипывает. В три часа я допиваю остатки беренбюрха. Нэл на два дня поедет на какое-то плато в горах, а потом еще на день в мировой город Коломбо, за сувенирами. Оттуда организован трансфер в аэропорт, «чтобы вы могли вернуться домой или отправиться в следующий пункт назначения». Пожалуйста, не надо.

Из аэропорта она приехала прямо сюда. Было еще рано, я кое-как стоял на костылях, поливая герани из кофейника, лейка еще слишком тяжелая. Чтобы дойти до входной двери, мне понадобилось несколько минут. И вот она стоит, в руках сумка, полная резных деревянных фигурок и тканей ручной росписи. Мы обнялись.

— Раненый ты мой, мы с тобой наверстаем упущенное, — сказала она. — Обещаю.

Накануне вечером я заранее приготовил эндивий, ее любимую еду.

— Приятного аппетита, дорогой Даниэл.

— Вам достаточно, мадмуазель?

Она съела всю тарелку, и только потом уже начала рассказывать. Можешь не запоминать, сказала она, я все записала. Мы легли в кровать, которую санитары поставили в гостиной. Ивонна постелила свежее белье, и я попросил ее купить яиц на завтрак. Через час Нэл вдруг захотела домой. Еще не было девяти.

— Такси стоит семнадцать евро, — сказал я.

— Мне надо постирать, и дома ужасный беспорядок.

Я не хотел второй раз за месяц смотреть, как отъезжает такси, и не стал махать рукой на прощанье.

Я дергаю штору. До конца мне ее не закрыть, полоска света падает на одеяло. На столике в гостиной стоит слон из блестящего темного дерева. «Слоны — очень общительные животные», — говорила Нэл. Похоже, что он заблудился.

«Спокойной тебе ночи, Даниэл», — шепчу я и выключаю свет. Опять болит нога, кажется, еще сильнее. Я лежу на спине и жду, когда придет сон. Дрозд опять на месте, его пение возвещает наступление темноты.