Белое отребье - [2]

Мелькающее серебро лезвий полицейского вертолета режет небо поперек, он связан с миллионами телеэкранов, свет из синего становится серым, зарубки — пурпурным лезвием на размазанном оранжевом, тепловая технология целится в троих убегающих подозреваемых, а перед пилотом открывается превосходный вид всего города — автострада, пульсирующая белым-красным-белым-красным, разбросанные вокруг, прямо как на пластиковой модели, дома и заводы — место, готовое взорваться под неистовым напряжением электрической сети, промышленные линии плавятся под солнцем, обжигающим землю, кипящие котлы и сточные трубы, медленные колонны из стали и каучука сочатся за бетонными кварталами, от следа поезда развертываются вширь шлаковые насыпи, парковки для машин и заправочные станции, асфальтовые пути и наскоро собранные железные головоломки заводов, леса на востоке, следы желтого там, где исчезают за горизонтом поля, квадраты автоприцепов, местные дороги и гул компьютеров, химические видения и выхлопные галлюцинации, бесконечные трубы, потные водители грузовиков, груженных электротоварами и важным экспортом, отстукивающие индикаторы и курительные сигары, задыхающиеся свиньи, автострада — это дорога в какие-то другие миры, давление и жара весьма способствуют росту первоклассной дряни для хулиганов-фермеров, создавших себе тропический рай в стороне от основной трассы, маленький кусочек неба, под которым скучающие по марихуане крестьяне сеют свои семена и ухаживают за почвой, работают на земле и любят эту землю, превосходное сельское хозяйство, асфальтовые коровы в асфальтовом раю, змея черного гудронированного шоссе автострады проходит через эту страну грез.

Потому что это мечта рабочего человека — никакой ошибки быть не может.

У человека в белом пальто превосходные манеры и располагающий тон, у него на плече висит большая черная сумка, он наклоняется вниз, к дивану, Бен открывает глаза, принюхивается, его сознание плывет, ловит призраков, губа оттягивается назад, показывая клыки, рука человека опускается на больную лапу, а Руби хотела бы знать, чего он хочет, кто он такой, она обхватывает руками колени под пижамой, представляя, что пижама шелковая, как у той принцессы из кино, человек так дружелюбно говорит с мамой — может быть, он доктор, и он открывает сумку и вынимает маленькие ножницы — все понятно, он пришел постричь Бена, это будет забавно, они носят белые пальто и используют ножницы, ей интересно, есть ли у него еще и гребень, или он воспользуется двухсторонней щеткой — Бен любит, когда его чешут, — а человек снова гладит заднюю лапу собаки, но не дотрагивается до больных мест — когти длинные, очень длинные, Бен никого к ним близко не подпустит, мама говорит парикмахеру, чтобы он был осторожен, а он кивает, улыбается, приглаживает шерсть на больной собачьей лапе, и Руби представляет себе это ощущение — шерсть мягкая и гладкая, у людей и у животных есть внутри скелет, много костей, которые соединяются вместе и держат кожу, иначе она бы упала, и почему-то Руби представляет себе ухмылку черепа, она рада, что парикмахер мягко обходится с Беном.

Полицейские оставляют попытки взобраться на насыпь и торопятся сесть обратно в свои машины, стоят у дверей и чешут землю своими доспехами, вершина насыпи пуста, один человек говорит по рации, оглядывается вокруг, мотает головой, сообщает что-то диспетчеру, солнце вдалеке падает вниз, скоро стемнеет, и он еще раз мотает головой, вслушиваясь, еще одна полицейская машина с ревом въезжает с противоположной стороны, срезая путь через центральную резервацию, движение замедляется, потом снова набирает скорость, синие огни мерцают — великолепное зрелище, — маленькие шары электричества отбрасывают тени, и Руби видит все это с того места, где она сидит, — на вершине противоположной насыпи мальчишки добежали до своей машины, до ржавого «Форда», припаркованного рядом с грудой угля, последний догоняет остальных, неожиданный всплеск адреналина, он оборачивается и смотрит в ее сторону, и Руби чувствует, как волна воздуха ударяет ей в лицо — это полицейский вертолет опускается вниз, и волны от лезвий пропеллера становятся равномерными, бьющий ритм этой громадины сокращается, оставляя долгое эхо над гулом автострады, сообщения по рации прерываются, и секунду или две ей нравится чувствовать ветер своей кожей — до тех пор, пока она не понимает, что происходит.

Полицейский вертолет нацеливается на Руби, и все забывается по мере того, как эта машина по перегонке горячего воздуха подкрадывается к ближайшей человеческой фигуре, сидящей на насыпи и прислонившейся спиной к дереву, турбулентность громыхает по ветвям, и сотни молодых листьев сыплются, словно снегопад, прямо на нее, она смотрит вверх, на вертолет, и видит огни, его глянцевый корпус, расплывшиеся очертания лезвий вот-вот срежут ей голову, а она уже выросла, она полна жизни, но по каким-то своим делам сидит на верхней ступеньке лестницы, сидит на насыпи и смотрит, как машины проносятся мимо и прочь, и она хотела бы знать, кто их ведет и куда они едут, ей нравится запах паленого бензина, иногда она приходит сюда ранним воскресным утром, когда дорога еще пуста, и представляет, что в мире не осталось больше людей — такие вещи отступают на второй план, когда ты выше, в облаках, — она просто сидит на земле, и в ее теле нет ни одной поврежденной кости, она морщит нос и нюхает листья, подбирает один с земли и держит его на угасающем свету, видит в нем иссушенную человеческую кожу и тонкие нити артерий, печать возраста, морщины, — вертолет опускается вниз, — Руби влюблена в эти линии на листике, она представляет, как пилот разговаривает с диспетчером, а тот передает информацию дальше, что-то ломается в системе, и у Руби больше нет ни лица, ни имени, ни номера, ни пола, осталось лишь тепло ее тела, едва ли вообще человеческое существо — она, представляющая сейчас гораздо большую опасность, чем фоторобот, — полицейские на дороге смотрят в ее сторону, а человек с рацией показывает на нее пальцем.