Белое на белом - [8]

Наконец Карл добрался до здания вокзала, нырнул под навес, проскочил здание насквозь. Он непременно прогулялся бы по зданию, разглядывая мраморные полы, лепнину на стенах и роспись потолков — на потолке мчались в неизвестность сквозь тьму, туман и пыль паровозы всех мастей — заглянул бы в маленькие окошечки, к которым стояли хвосты очередей… Но сейчас юноша был слишком разъярен и мечтал только об одном: поскорее покинуть эту обитель прогресса и выйти в город. И тут этот полицейский!

В графстве Айнштайн, откуда прибыл Карл, полицейских не водилось отроду, да и в столице Шнееланда они появились года два назад. Поэтому для юноши было в диковинку зрелище одетого в серое человека с деревянной дубинкой на боку. Особенно когда сие диво загородило ему дорогу.

— Прошу прощения, господин, но в Бранде не дозволяется открытое ношение оружия.

В первый момент Карл даже не понял, что ему сказали. Оружие? Какое оружие?

— Ваша шпага, господин, — полицейский смотрел как будто сквозь юноши.

Вот тут Карл и вспыхнул:

— Впервые слышу, чтобы ДВОРЯНАМ запрещали носить шпагу!

Полицейский вздохнул:

— Пункт сто семьдесят три главы четырнадцать городского устава города Бранд: «Не дозволяется открытое ношение любого оружия, будь то холодное либо огнестрельное, любым лицом независимо от подданства и сословия, за исключением тех случаев, когда таковое ношение обусловлено особенностями службы лица, носящего оружие, либо когда лицо, носящее оружие, получило на то личное королевское дозволение…»

Фраза прозвучала как давным-давно затверженная наизусть. Неудивительно: Карл был далеко не первым дворянчиком из захудалого баронства или герцогства, который кроме шпаги и гонора за душой не имел ничего. Полицейский Генрих Клаб повидал таких горячих юнцов прибывших в столицу с таким видом, как будто они получили приглашение от короля. Он с трудом сдержал зевок.

— Ты хочешь сказать, что в этом городишке запрещено носить оружие?!!

— Нет, господин… — Генрих с удовольствием сказал бы «Прекрати орать, щенок!», но руководство приказало быть вежливым. Забери чума этот вокзал, лучше уж патрулировать рабочие кварталы, чем улыбаться каждому дворянчику…

— …не запрещено, а «не дозволяется».

Забери чума заодно и того крючкотвора, который написал этот пункт. Если «запрещено» — значит, хватать, тащить и не пускать. А если «не дозволяется»? Что делать? Может, пальцем погрозить? Тем более, что суд всегда на стороне дворянства. Ну или того, кто больше платит. Что в таком случае делать бедному — в буквальном смысле слова — полицейскому, к тому же не обремененном гербом?

Только быть вежливым.

— Подпункт два пункта сто семьдесят три главы четырнадцать городского устава города Бранд гласит, что ношение шпаги в столице стоит пять серебряных талеров.

Вообще-то подпункт два звучал несколько иначе: тот, кто будет пойман носящим оружие, будет оштрафован на пять талеров. Но смысл-то один и тот же.

Карл, уже набравший воздуха для очередной гневной речи, медленно выдохнул. Если он продолжит спор, то будет выглядеть так, как будто у него просто нет таких денег. Лишних денег у него действительно нет, но Карл ни за что на свете в этом бы не признался.

Они с полицейским стояли у выхода с вокзала, из которого выливался поток приезжающих и растекался по мощеной булыжником площади. К черепичным навесам, поддерживаемых каменными столбами, подъезжали и отъезжали кареты и повозки.

— Кто подписал этот ваш устав? — вздернул подбородок Карл.

— Его величество король Вольфганг Третий, отец нашего благословенного короля Леопольда Седьмого.

— Что ж ты молчал, болван?! Сказал бы сразу, что это — приказ короля.

Юноша снял с пояса шпагу, выдернул из дорожной сумки плащ и мгновенно привычным движением увязал оружие в длинный сверток. Низко опущенное лицо покраснело.

Дворяне, конечно, ДОЛЖНЫ исполнять приказы короля, но на самом деле считают, что приказы короля — да и любые приказы кого бы то ни было — это так, благие пожелания, которым можно следовать, если у тебя благодушное настроение.

Карл просто пытался сохранить лицо, при этом осознавая, что полицейский все прекрасно понимает.

Он выпрямился и, гордо выпрямив спину, зашагал к навесам.

Вот на каменном столбе укреплена жестяная табличка «Все, кто желает добраться до улиц… — дальше шел длинный список, среди которых встречались даже такие своеобразные названия, как улица Могильная и улица Королевского Волка — могут воспользоваться омнибусом номер шесть».

Взгляд Карла пробежал по списку и остановился на строчке «Улица Новой Голубятни».

Место, где располагалась штаб-квартира Черной Сотни.

«Омнибус номер шесть…».

Юноша вздохнул и потер ладонями замерзающие уши. Зима в Шнееланде гораздо холоднее айнштайнской.

Стоявшие шевельнулись, за спиной Карла запыхтело. Он обернулся. Ух ты.

По улице мимо стоявших на платформе людей катил паровой самоход: то же паровоз, только ездит не по рельсам, а по обычным дорогам и улицам.

Большие колеса с потемневшими латунными спицами катились по мостовой, тусклый глаз погасшего прожектора, длинный черный цилиндр котла, прямоугольное лобовое стекло, залепленное снегом, за которым стоял, дергая рычаги управления, механик в черной форменной фуражке. Мимо Карла, близко, рукой подать, проползла под гулкое чуханье паровой машины, узкая застекленная дверца отсека управления. Казалось, протяни руку и можно дотронуться до изогнутой металлической ручки, но дверь уже скрылась за ближайшим столбом, поползли квадратные окошки пассажирского салона, закрытые изнутри темно-синими шторками.