Белое на белом - [12]

«Ротеворт». Не слышал… Что удивительно: сегодняшняя. Он посмотрел на первую полосу.

Да уж… Тот, кто эту газету печатал, серьезными, солидными новостями не увлекался. Он придумывал заголовки, которые легче будут кричать мальчишкам-газетчикам.

«Новое убийство, совершенное Душителем».

«Мясник из Нибельвассер еще не пойман».

«Знаменитый сыщик раскрыл очередное преступление».

«Международные новости: в столице Лесса ограблен еще один банк».

— Вы позволите?

Карл подпрыгнул: перед ним стоял, протягивая руку к газете черномундирный офицер. Первоначально Карлу показалось, что из украшений на мундире только серебряные погоны, а вышивка, которой обычно покрывают грудь мундира, отсутствует. Но присмотревшись, он понял, вышивка есть. Просто он тоже черная.

— Наш командир привык читать газеты за кофе, — сообщил офицер, — За еще горячим кофе.

Карл покраснел, попытался вскочить, еще глубже увяз в мягкой ловушке кресла. Шпага упала, прогрохотав по ребрам отопительной батареи. Юноша стал уже даже не красным, а бурым, замахал руками, пытаясь встать…

— Спасибо, — офицер ловко выхватил из его рук газету.

— Когда наш командир примет нас? — поинтересовался аристократ. В отличие от пошедшего пятнами Карла и раскрасневшегося от жары купца он был бледен той бледностью, которая бывает у людей, редко бывающих на солнце.

— Как только выпьет кофе, — офицер шагнул к дверям.

— Скажите, — отлип от стены монашек, — а какой он у вас человек? Ну, чтобы знать, к чему готовиться?

Офицер взглянул на монаха, — перевел взгляд на аристократа, на купчика, на Карла.

— Наш командир, — заявил он, — настоящая душа Черной Сотни. Поверьте мне, юноши, вы будете гордиться тем, что служили под началом этого человека. Сотня — это он, а он — это Сотня.

В голосе офицера звучало искреннее уважение и гордость за своего командира. И где-то глубоко-глубоко пряталась улыбка.

— Он что, — ляпнул монах, — черный?

Офицер промолчал, его спина, которая была видна Карлу, никаких чувств не выражала. Так и не сказав ни слова, он вошел в дверь, за которой скрывался кабинет командира Черной Сотни.

Монах охнул: купчик, все с тем же невозмутимым лицом, ударил его в бок. Аристократ прошагал помещение по диагонали, от одного пустого кресла к другому, наконец выбрал и, поддернув штанины, опустился в то, что стояло напротив Карла. Побарабанил пальцами по столику.

Все молчали.

Карл, наконец, выбрался из объятий кресла и поднял шпагу с пола. Прицепил ее к поясу.

— Командир примет вас.

Дверь открылась настолько бесшумно, что все вздрогнули. Кроме аристократа. И купца. И монаха.

Карл стиснул рукоять шпаги и шагнул вперед.

В кабинет к командиру он вошел последним. Первые три, не считая офицера, почему-то остановились сразу на входе.

— Холера, — произнес монах.

Да что там такое?

Карл привстал на цыпочки и глянул поверх голов.

Широкое окно, почти во всю стену. Перед ним — стол, дубовый, темный, почти черный, обтянутый черным сукном. На столе — бумаги россыпью и блестящий бронзовый чернильный набор в виде рыцарского замка. За столом — человек.

Черный мундир. Черные волосы. Черные глаза.

Черная кожа.

Командир Черной Сотни — черный.

Глава 3 Бранд Королевский вокзал. Улица Новой Голубятни 13 число месяца Рыцаря 1855 года

1

В самое секретное, самое тайное место, где собираются исключительно самые доверенные и самые высокопоставленные люди для обсуждения своих планов, которые возможно повлияют на судьбы всей планеты, всегда имеет доступ человек, который находится внизу социальной лестницы. Человек, который не является ни доверенным ни высокопоставленным, он никогда не бывает дворянином, чаще всего даже образованием не обременен, и, тем не менее, он может входит туда, куда закрыт доступ иным герцогам и министрам. Кто это?

Уборщик.

Вы же не думаете, что вершители судеб планеты сами вытирают пыль и убирают разлитый кофе?

Такой человек присутствовал и на заседании шнееландского Тайного Совета. Не уборщик, правда, и даже дворянин, но, тем не менее, человек, которому по статусу гораздо ниже всех присутствующих. Он скромно сидит в углу, за столиком, на котором лежат бумаги и остро отточенные карандаши.

Курт айн Бремен.

Писарь.

Кто-то может сказать «Пфе, простой писарь!». И ошибется. Не простой. А Писарь Тайного Совета Короля Леопольда Седьмого! Что дает ему право свысока посматривать на разных-прочих камергеров и иногда намекать на высшие тайны, к которым он причастен. Также Курт айн Бремен, как и многие люди, причастные к государственным секретам лишь самым краешком, относится к королю и другим членам совета с этаким глубинным — и никогда непоказываемым — чувством легкого покровительства. Ведь он может с легкостью понять, кто стоит за выдвинутым вопросом, куда приведет вот этот указ и что нужно сделать, чтобы разрешить проблему.

Вот и сейчас…

Король Леопольд выглядел орлом: широкий разворот плеч, гордый подбородок, орлиный взгляд, россыпь орденов на могучей груди… Художник, который написал ту картину на самом деле был гением: изобразить истинного властителя из… хм, из того, что правило страной последние десять лет. А еще говорили, что честь и совесть маэстро Бальтазаро Фернандо не позволяет ему писать на заказ, он рисует душу. Видимо, деньги успешно заменили художнику и честь и совесть.