Белое чудо - [41]

Мальчик растерянно смотрел на дядю Костю, потом перевел взгляд в глубь коридора, словно ожидая увидеть кого-то другого. Но никто больше не выходил, и мальчик снова посмотрел на невысокого человека со шрамом, разрезающим лоб и щеку, с добрыми глазами, глядящими грустно и вопросительно.

— Я его нашел недалеко от нашей школы, — произнес мальчик. — В Малом Парковом переулке. Там ломали дом, а он сидел и смотрел. А потом на него чуть экскаватор не наехал...

— В Малом Парковом? Это какой же дом?

— А такой двухэтажный, старый. Около детской библиотеки.

— Вот оно что... — протянул человек со шрамом. — Значит, снесли его... Жаль... Ай да Черныш! Это он попрощаться пришел к старому своему жилью. Вот ведь инстинкт что значит. А впрочем, и у меня сегодня весь день смутно на душе. Предчувствие какое-то. Снесли, значит, наш домишко... Да ты заходи, мальчик. Или торопишься?

— Нет.

— Ну и ладно. Заходи, чайку попьем. Как тебя зовут-то?

— Снежков, Витя.

— А меня — дядя Костя. Пойдем, Витя, в комнату.

— Ух ты! — восторженно произнес Витя, увидев дяди Костину комнату. Это была удивительная комната! Вернее, сама комната была вполне обычная, но в ней находились такие вещи, что Витя подумал, не попал ли он к лесному колдуну.

У стены стоял старик-лесовик. Он выступал прямо из пня. Старческое лицо глядело из коры, морщинистое, с глубоко посаженными хитрыми глазками. Руки-корни растопырились, словно ловят кого-то. Настоящий лесной гном из сказки. А рядом с гномом валялось в беспорядке множество фигурок из корней. Витя сел на корточки и принялся их рассматривать. Здесь были ящерицы, ведьмы, олень с ветвистыми рогами, еще какой-то странный зверь, похожий на древнего ящера. А вот фигурка крокодила — один глаз закрыт, другой полуоткрыт и смотрит, как живой. А вот — сказочная птица с когтистыми лапами и горбатым клювом.

В другом углу, возле тахты, тоже скопилась груда фигурок. Они валялись как попало и были покрыты слоем пыли. Витя прикасался к ним с некоторой даже опаской: казалось, они спят и вот-вот оживут и расползутся, разбегутся, разлетятся по всей комнате.

Особенно поразила Витю одна фигурка — мальчик верхом на рыбе. Витя тут же представил себе, что это он сам плывет на прирученном дельфине. Он не мог оторваться от пыльной фигурки, от всего этого богатства, так небрежно валяющегося на полу.

— Неужто нравится? — спросил дядя Костя.

— Еще бы! — только и смог ответить мальчик. — У вас прямо как в сказке.

Дядя Костя оглядел свою неприбранную комнату, окно без занавески, стол без скатерти, небрежно застеленную тахту, всю неказистую обстановку, которую он давно перестал замечать. Что тут сказочного? Он встретился взглядом с восторженными глазами мальчика и удивился.

— Фигурки-то? — ответил он на не высказанный Витей вопрос. — Это я когда-то увлекался. Специально в лес ездил, собирал корни. А вот этот пень мне приятель шофер привез из лесу. Ты, если что понравилось, возьми, не стесняйся.

— Можно вот этого мальчика на дельфине?

— Бери, что хочешь бери.

— Большое спасибо.

— Не за что. Я уж теперь этим не занимаюсь. Бросил. Трудно стало ходить. Нога вот...

— А что у вас с ногой?

— А нет ее у меня. Протез. Это еще с войны. Так, значит, понравилось тебе у меня, Витя?

— Очень. Так красиво.

Дядя Костя усмехнулся:

— Надо же! Ну ладно, хоть кому-то удовольствие доставил. Чайку попьешь со мной? Или дома ждут?

— Я домой не вернусь. — Витя сразу помрачнел.

— Как так — не вернусь? — удивился дядя Костя. — Мама с папой небось уж ищут тебя.

— Мама с папой? — усмехнулся Витя. — Даже не думают искать. Они далеко, за границей. Я у бабушки живу. Только я к ней не вернусь больше.

— Ну, все равно, пойдем на кухню. Поищем, что там у нас есть.

Витя сидел за кухонным столом и с аппетитом ел бутерброды с маслом и колбасой, запивая их чаем со сливками.

Дядя Костя сидел напротив и с грустью смотрел на голодного мальчика. Ему бы такого внука. Как он о нем заботился бы! Какой наполненной сразу стала бы его жизнь! А мальчик, видать, самолюбивый, характерный. Кто же это обидел его, да так, что он и домой возвращаться не хочет?

Черныш сидел возле Витиной табуретки, и мальчик бросал ему кусочки колбасы.

— Ишь ты, как проголодался! — кивнул на кота дядя Костя. — Он у меня балованный, колбасу обычно не ест. Только рыбу да молоко. Так, говоришь, он чуть под экскаватор не попал?

— Ага.

— И как же?

— А я подбежал и схватил его.

— Прямо под экскаватор? Смелый ты, видать, паренек!

— Я? Смелый?!

— Еще бы! Смелый и сообразительный, я это сразу заметил.

— Что вы! — Витя даже засмеялся. — Сообразительный... Я — не удался.

— Не удался? С чего это ты взял?

— Не знаю. Не удался — и все. Вот некоторые дети — они удались. А я — не удался.

— Чем же другие-то дети удались?

— Они все успевают. И в бассейн, и музыкой, и в английской школе учатся... А я ничего не успеваю.

— Почему?

— А я витаю.

— Как это понять — витаешь?

— Не знаю. Витаю — и все. Галина Григорьевна так говорит, и бабушка, и все-все...

— Мечтаешь, что ли?

— Ага... Я вообще-то не мечтаю, а представляю себе... Разное.

— Так это разве плохо?

— Конечно, плохо. Отвлекает. Учусь на одни двойки. Редко даже когда тройку получаю. А тройка в бабушкиной семье — это позор. Баба Клава — это моя другая бабушка — она меня не ругает. Она — жалеет. Потому что очень добрая. Но ведь раз жалеет, значит, тоже понимает, что я не удался.