Белладонна - [59]

— Просто расслабься.

Он видел, что она трепещет, как испуганная птица, чувствуя себя беззащитной в его руках.

— Хочешь, я включу свет?

— Нет. — Алтея сжала губы, надеясь унять дрожь хотя бы в голосе. Она не хотела света. Не хотела, чтобы он видел ее, до тех пор, пока она не сумеет успокоиться. — Нет. Дай мне воды. Все будет хорошо.

— Я принесу. — Он осторожно откинул волосы и был потрясен, обнаружив, что ее лицо залито слезами. — Я быстро.

Когда Кольт ушел, она подтянула колени к груди. «Возьми себя в руки», — приказала себе, но лишь бессильно уронила голову на колени. Слушая, как вода наливается в стакан, глядя на полоску света, пробивающуюся из-под двери в ванную, она пыталась дышать ровно и глубоко.

— Прости, Найтшейд, — сказала она, когда он вернулся со стаканом воды. — Я разбудила тебя.

— Думаю, да.

Кольт заметил, что теперь ее голос стал гораздо спокойнее, но руки по-прежнему дрожали. Он накрыл их своей ладонью и поднес стакан к ее губам.

— Должно быть, тебе приснился кошмар.

Вода освежила ее пересохшее горло.

— Наверное. Спасибо. — Она отдала ему стакан, смущаясь из-за того, что не смогла сама держать его.

Кольт поставил стакан на тумбочку и растянулся рядом с ней:

— Расскажи мне.

Она неохотно повела плечами:

— Скорее всего, все дело в пицце, да и день выдался непростой.

Очень нежно, но твердо он обхватил ладонями ее лицо. Свет, который он оставил в ванной, тускло освещал комнату. И он увидел, как она бледна.

— Нет, я и не подумаю отмахиваться от этого, Тея. И ты не станешь отмахиваться от меня. Ты кричала.

Она попыталась отвернуться, но он не позволил.

— И ты до сих пор дрожишь. Я могу быть таким же упрямым, как и ты, а сейчас считаю, что у меня есть преимущество.

— Мне приснился кошмар. — Она попыталась огрызнуться, но у нее просто не хватило сил. — У людей бывают кошмары.

— И как часто тебе снится этот сон?

— Ни разу за долгое время… — Она подняла ослабевшую руку и провела по волосам. — Не знаю, почему это произошло.

Он подумал, что знает. И, если только он не ошибается, она тоже это знает.

— У тебя есть какая-нибудь ночная рубашка или что-нибудь вроде того? Ты замерзла.

— Я достану.

— Просто скажи мне, где она лежит.

Ее быстрый раздраженный вздох несколько успокоил его.

— В верхнем ящике комода. Слева.

Он встал и, выдвинув ящик, схватил первую попавшуюся вещь. Это оказалась огромная мужская нижняя рубашка.

— Миленькое у тебя белье, лейтенант, — пошутил он.

— Оно вполне мне подходит.

Кольт оправил на ней рубашку, подложил ей под спину подушки, возясь с ней, как мать с младенцем, у которого болит животик.

Алтея нахмурилась:

— Не люблю я этих нежностей.

— Ничего, переживешь.

Убедившись, что ей удобно лежать, Кольт натянул джинсы. Им непременно надо поговорить, решил он, и снова присел на кровать рядом с ней. И не важно, хочет она того или нет. Он взял ее за руку и дождался, когда она посмотрит ему в глаза.

— Кошмар. Это сон о том времени, когда тебя изнасиловали, ведь так?

Она крепко сжала его пальцы.

— Я уже сказал, что слышал ваш с Лиз разговор.

Она заставила себя ослабить хватку, но пальцы не слушались ее, оставаясь холодными.

— Это было очень давно и больше не влияет на мою жизнь.

— Значит, влияет, если ты просыпаешься от крика. Прошлое не дает спокойно жить в настоящем, — спокойно продолжил он. — Когда ты помогла Лиз, твое прошлое напомнило о себе.

— Хорошо. И что?

— Доверься мне, Алтея, — спокойно произнес он, глядя ей прямо в глаза. — Позволь помочь тебе.

— Мне больно, — услышала она собственный голос и закрыла глаза. Впервые она смогла открыться другому человеку. — Не всегда. Но эта боль возникает время от времени и режет меня на куски.

— Я хочу понять. — Он поднес к губам ее ладонь. Алтея не отдернула руку. — Поговори со мной.

Она не знала, с чего начать. Самым безопасным было рассказать все с начала. Опустив голову на подушки, она снова закрыла глаза.

— Мой отец пил и, когда напивался, делался отвратительным. У него были большие кулаки. — Она сжала руки, затем расслабила их. — Он колотил маму и меня. Самое мое раннее детское воспоминание именно об этих руках, об их жестокости, которую я не могла понять и которой не могла противостоять. Я не очень хорошо его помню. Как-то ночью он сцепился с кем-то еще более жестоким, и тот убил его. Мне было шесть.

Алтея снова открыла глаза, понимая, что лежать с закрытыми глазами — еще один способ спрятаться от реальности.

— Когда он умер, мать решила заняться тем, что его и сгубило, — приложиться к бутылке. Она напивалась не так сильно, как он, но лупила меня не меньше.

Кольту оставалось только ломать голову, как у людей, которых она описала, могла родиться столь прекрасная и столь достойная дочь.

— У тебя были другие родственники?

— Бабушка и дедушка по материнской линии. Я не знаю, где они жили, я никогда их не видела. Они отказались от матери, когда та сбежала с моим отцом.

— Но они знали о тебе?

— Если и знали, им было наплевать.

Кольт ничего не ответил, пытаясь осмыслить то, что она рассказала. Но не мог, просто не мог понять семью, которой нет дела до ребенка.

— Хорошо. И что ты делала?

— В детстве ты ничего особенного не делаешь, — безразлично ответила она. — Ты находишься в полной власти взрослых, но все дело в том, что очень многие взрослые лишены жалости. — Она замолчала, чтобы уловить потерянную нить повествования. — Когда мне было восемь, мать ушла, она часто пропадала, но на этот раз она не вернулась домой. Через пару дней сосед позвонил в социальную службу. И они забрали меня.