Белладонна - [6]

И отомстить.

* * *

Поначалу она возненавидела и меня, и Маттео. Она еще не понимала, кто мы такие и как очутились в этом бельгийском доме. Она не могла ничего с собой поделать — морщилась, то ли от ужаса, то ли от отвращения, когда мы, держа в руках подносы с едой, входили в ее просторную комнату, которую сами же окрасили в цвет сметаны, уставили книжными полками и водрузили у окна кабинетный рояль. И с еще более заметным страхом она встречала любого, кто был тесно связан с человеком, которого нам было велено называть мистером Линкольном. В их число входили Мориц — гнусный тип, «кузен», как нам сказали, другого, не менее гнусного типа — Маркуса. Оба молчаливые, приземистые, широколицые, воняющие дешевым сырым табаком, они несли свою вахту — Маркус охранял запертые ворота, а Мориц прохаживался по двору, любовно сжимая под мышкой заряженный дробовик, и с азартом отстреливал легкомысленных кроликов, забежавших погрызть салата у меня в огороде.

Когда она впервые прибыла в этот дом, Хогарт сказал, что ее зовут Доула, что она — «особая подруга» мистера Линкольна, и велел держаться от нее подальше. Запирать ее дверь на замок. А не то… И ни в коем случае не разговаривать с ней. А не то…

А не то мы рискуем навлечь на себя гнев гнусного Морица. Верный хозяйский цепной пес, он днем и ночью не спускал с нас глаз, выжидая малейшего промаха.

Она прожила здесь несколько месяцев, и только тогда я впервые отважился поздороваться с ней. Я замечал, что ее живот вырастает все больше и больше, под яркими зелеными глазами все темнее наливаются лиловым цветом тяжелые круги, и не мог промолчать.

— Вам что-нибудь нужно? — рискнул спросить я однажды днем, войдя к ней на цыпочках с подносом в руках.

Она отвернулась от окна и удивленно взглянула на меня. В изумрудных глазах застыли страх и надменность. Она раскрыла рот, но не смогла произнести ни слова — пришлось сначала прочистить горло. Мне пришла в голову безумная мысль — наверное, бедняжка совсем отвыкла говорить.

— Вам не положено разговаривать со мной, — произнесла она.

— Мне плевать, что мне положено, что нет, — пробормотал я. Я пока еще не мог рассказать ей о крошечной дырочке в стене ее комнаты, скрытой среди развалин на одном из пейзажей Коро. Хогарт, злорадствуя, однажды показал ее мне; Маркус и Мориц просиживали за ней часами — несомненно, по приказу мистера Линкольна. Но в тот день Мориц ушел на охоту, Матильда отправилась в деревню наводить страх на несчастных лавочников; следовательно, Маркус остался охранять ворота, и нашу беседу никто не мог подглядеть.

— Неужели? Тогда кто же вы? — спросила она. Ее голос был тусклым, каким-то ржавым.

— Томазино Ченнини. Моего брата зовут Маттео.

— Вы говорите, как американец.

— Давно там не бывал. Впрочем, это неважно, — торопливо добавил я. — Я тревожусь за вас.

— А ему до меня дела нет, а вы работаете на него, верно? Иначе как бы вы здесь оказались? — спросила она. Ее голос дрожал. — Вы у него в рабстве?

— В рабстве? Что вы хотите сказать? — Этот вопрос застал меня врасплох.

— Вы не можете уйти отсюда? — настаивала она.

— Мы обязаны ему жизнью. Кроме того, Маттео еще не в состоянии общаться с людьми, да и я, пожалуй, тоже. — И только сейчас я понял, насколько она права. — Вы же видели Маркуса. И Морица. Мимо них муха не пролетит. А эти ворота — единственный путь во внешний мир. Вдоль ограды по всему периметру усадьбы натянута колючая проволока. Мы проверяли. Они даже пропустили ее через живую изгородь. И для нашего милого Морица нет лучшего развлечения, как сдирать шкуры со зверюшек, которые попадаются в нее. Он нас пристрелит на месте.

— Маркус и Мориц — это я понимаю. Остального — не понимаю.

Ну, Томазино, решайся же. Она станет первым человеком, кому ты раскроешь свою постыдную тайну. Ну и что? Она все равно нас презирает.

Вот я ей и рассказал. К моему удивлению, Земля не перестала вращаться и небо не рухнуло прямо на мои пламенеющие щеки. Я следил за ее реакцией. Ее глаза немного смягчились, она потерла кольцо — огромный ослепительный изумруд и два желтых бриллианта по бокам. Слава Богу, она хоть не рассмеялась.

— Значит, вы не можете?.. — робко спросила она.

— Нет. Не могу даже попытаться. Нет желания пытаться. А у Маттео еще хуже. Его язык покрыт шрамами, он сильно шепелявит. Поэтому не говорит почти ни слова, даже со мной.

— Понимаю. Но почему… — она запнулась и глубоко вздохнула. — Я уже разучилась вести нормальные человеческие разговоры. — Она села, сцепила руки на животе и опустила глаза. — Почему вы не попытаетесь убежать из этого ада? — спросила она так тихо, что я еле расслышал. — Разве не хотите отомстить?

Эта женщина чрезвычайно интересовала меня, но я не решился расспрашивать ее дальше — боялся, что она больше никогда не станет говорить со мной.

— Я не знаю, кто сделал это. Среди нас оказался предатель, но мы так и не увидели лиц тех фашистов. Кроме того, они все уже мертвы. Их убил мистер Линкольн. Так мы вышли на свободу.

— Кто такой мистер Линкольн?

— Он. Сами понимаете… хозяин. Он велел называть себя мистером Линкольном, потому что… потому что освободил рабов. То есть нас.