Bella Figura, или Итальянская философия счастья. Как я переехала в Италию, ощутила вкус жизни и влюбилась - [7]

– Mi chiamo Антонио![7] – и протянул мне руку в черной перчатке.

Я пожала ее и представилась, про себя удивившись тому, что перчатка оказалась из кашемира.

– Piacere[8], Камин.

Он ухмыльнулся:

– Allora ci vediamo domani![9]

Я зашла в кафе на углу со столиками, украшенными желтыми хризантемами. Перед кафе стоял мужичок средних лет, похожий на садового гнома, даже несмотря на элегантную синюю рубашку и темно-синий фартук, повязанный на талии. Он поприветствовал меня по-английски и открыл деревянную дверь, приглашая войти. Внутри было так же мило: на обшитых деревянными панелями и выкрашенных в ярко-желтый цвет стенах тут и там висели газетные вырезки тридцатых годов. Стулья были обиты красным плюшем, как в театре, а вместо окон по фасадной и торцевой стенам кафе шли стеклянные двери в потертых деревянных рамах и с потускневшими золочеными петлями и ручками.

Потолок был выложен резными деревянными панелями с крашеными золотыми, синими и красными вставками.

– То, что вы называете «романский стиль», тринадцатый век! – пояснил дружелюбный гном. – Все окна – из старых тосканских вилл.

С этими словами он взял меня за руку и отвесил низкий поклон.

– Меня зовут Изидоро, – помпезно произнес он. – А это – кафе «Чибрео», самое красивое во Флоренции. Вон там, – указал он наискосок через дорогу, – знаменитый ресторан «Чибрео». А там, – махнул в сторону окна, выходящего на другую дорогу, – «Театр Соли», клуб и театр. Мы все – как одна семья!

Его энтузиазм был заразителен. Я представилась и заказала капучино с собой. Он непонимающе посмотрел на меня.

– Э-э-э… – Я поспешно достала из сумки разговорник. – …per portare via?[10]

Он зашел за небольшую изогнутую барную стойку, на одной стороне которой возвышалась кофемашина Gaggia, а на другой – стеклянный шкафчик с рулетиками, мини-пиццами, глазированными круассанами и пирожными. За спиной Изидоро на полках выстроились ряды бутылок с алкогольными напитками и серебряные шейкеры.

– Но почему? – в замешательстве спросил он. – У вас дома нет кофеварки?

Я объяснила Изидоро, что просто хочу выпить кофе по дороге до Сан-Никколо. Он уставился на меня и молча смотрел с минуту – и вдруг расхохотался.

– Ma no![11] – воскликнул он, вытирая выступившие на глазах слезы. – К чему такая спешка?

Я пожала плечами.

– В чем прелесть? Как прочувствовать вкус капучино? Dai[12]. – И он указал на столик у окна: – Присаживайся, а я принесу кофе. Così[13], узнаешь, что такое истинное удовольствие.

Я послушно присела, а кофемашина меж тем ожила. Несмотря на любовь к кофе, это удовольствие в моей взрослой жизни было новым. Я вспомнила Лондон и огромные картонные стаканы с ужасным кофе, который я повсюду брала с собой. Этим утром я не встретила ни одного человека с подобным стаканом. И это – в стране кофе, разве такое возможно? С другой стороны, я не заметила и сетевых кофеен. Каким-то непостижимым образом Флоренция – во всяком случае та ее часть, что я успела обойти, – держалась особняком среди современных городов с их засильем мировых брендов.

Тем временем приготовление пенного коктейля подошло к концу, и Изидоро с гордостью провозгласил:

– Я готовлю лучший капучино во Флоренции! Попробуй – сама увидишь!

Он оказался прав. Кофе был не обжигающим, но и не чуть теплым, с насыщенным вкусом и сливочной пенкой.

– У нас лучшее молоко в Тоскане! – заявил он, подсаживаясь ко мне. Потом спросил, откуда я, а когда я ответила, радостно захлопал в ладоши.

– А! Londra, che bella![14] Я был один раз, краси-и-иво! – Внезапно на лице его отобразилась жалость. – Но овощи – нет вкуса! – Он сокрушенно покачал головой. И вдруг, заметив мой пакет с покупками, радостно объявил: – Но теперь ты попробуешь НАСТОЯЩИЕ овощи!

«Ну овощи, ну и что? – подумала я про себя. Помидоры – они и есть помидоры».

Изидоро продолжал расспрашивать, и я рассказала, что пытаюсь писать книгу. Он присвистнул:

– Brava! – и снова захлопал в ладоши. – Не только красивая, но и умная! Останешься – будешь флорентийкой! Будешь членом нашей семьи!

Я посмотрела в окно на снующих туда-сюда людей, мотоциклы на углу. Посреди этой суеты женщина, похожая на Джину Лоллобриджиду в молодости, остановилась рядом с мопедом и заглянула в его зеркальце, проверяя, не размазалась ли помада. Затем разгладила пальцем брови. Потом посмотрела в мою сторону, заметила, что я наблюдаю за ней, подмигнула и зашагала дальше. Я улыбнулась ей в ответ. Может, я и вправду останусь и стану частью этого забавного, раскрепощенного и элегантного семейства флорентийцев?

Я поспешила домой, вся в предвкушении обеда из итальянских овощей, проникнувшись представлением Антонио и заразившись энтузиазмом Изидоро. От утренней депрессии не осталось и следа. Мне не терпелось начать готовить. Единственной остановкой по пути домой была пекарня – Кристобель рассказывала, что этим семейным предприятием управляли вот уже несколько поколений. За стойкой стояла жизнерадостная девчушка, из-под ее белого колпака выглядывали светлые кудряшки. За ее спиной на полках лежал свежеиспеченный хлеб – маленькие овальные буханки, большие круглые, продолговатые, коричневые с семечками, маленькие круглые рулетики, квадратные, обсыпанные мукой. На витрине красовались огромная квадратная пицца, разрезанная на кусочки, и пласты толстого плоского хлеба, блестящие от масла, с хрустящей соленой корочкой – скьяччата, особый сорт тосканской фокаччи. Я попробовала кусочек – она была невероятно вкусной, пышной и хрустящей, в меру соленой и не слишком масляной. Было нелегко объяснить, что я хочу, и все же продавщице каким-то образом удалось вытянуть из меня мое имя, откуда я, а также сообщить, что ее зовут Моника и она младшая дочь пекаря. И все это притом что ни одна из нас не знала языка другой.