Bella Figura, или Итальянская философия счастья. Как я переехала в Италию, ощутила вкус жизни и влюбилась - [2]

– Si chiama Santa Croce[3], – сказал мне водитель. Затем, указывая на статую с суровым лицом, добавил: – E quello lì è Dante[4].

Данте был таким же хмурым и неприветливым, как и мой таксист, и все же я улыбнулась. Прямо передо мной, держа в каменных руках книгу, стоял человек, написавший «Божественную комедию» и считающийся отцом современного итальянского языка, и сверлил меня взглядом василиска. Это был добрый знак.

За спиной Данте возвышалась базилика, и вся площадь была словно задумана для того, чтобы вселять в любого, кто ступал на нее, благоговение, восторг и трепет перед ее красотой, заставляя чувствовать себя мелким и незначительным. Так я соприкоснулась с совершенством итальянского стиля, где на первом месте – гармония форм и монументальная красота, производящие неизгладимое впечатление на зрителя. Это было воплощение идеи bella figura в мраморе и камне.

Мы двинулись по какому-то мосту. Водитель указал направо, где над рекой, будто присев на корточки, раскинулся Понте Веккио. Ряды магазинчиков, подсвеченных в ночи, словно парили в воздухе, мерцая, как во сне. Широко распахнутыми глазами я смотрела по сторонам, а тем временем мы уже въехали на Ольтрарно, набережную реки Арно, напротив исторического центра, и двигались по мощеным улочкам к моему новому дому.

– Eccoci,[5] – объявил таксист, приподнимаясь.

Я заплатила, вышла из машины, ступив прямо в лужу, и торопливо зашагала к входной двери. Наконец я оказалась в просторном холле. На выложенный плиткой пол с меня ручьями стекала вода. Справа от меня закручивалась винтовая лестница, и я, взвалив на себя чемоданы, стала подниматься. Наконец, запыхавшись, я присела передохнуть на узкую скамейку в очередном пролете – казалось, это был этаж эдак сто восьмой. Однако до верха было еще далеко. Здание было построено в семнадцатом веке, и в истоптанных за многие столетия ступеньках тут и там зияли выбоины; даже в воздухе как будто бы витали призраки прошлого. Отдышавшись, я пошла дальше и наконец остановилась напротив темно-зеленой двери с потрескавшейся и местами облупившейся краской. В дверь был врезан старинный железный замок, массивный и с большой скважиной. Я вставила такой же старинный ключ и повернула его.

Моим глазам предстал длинный коридор, пол которого был выложен грубым камнем. Воздух был таким холодным, что изо рта у меня шел пар. В центре коридора была дверь, за которой обнаружилась темная спальня с двумя раздельными кроватями и огромным деревянным шкафом, куда я запихнула свои чемоданы. Вернувшись в коридор, я нашла обогреватель, включила его, скинула промокший плащ и, схватив плед, поплотнее укуталась в него.

Воздух в квартире, которой на неопределенный срок предстояло стать моим новым домом, был холодным и в то же время затхлым и тяжелым. От коридора отходила вереница комнат, переходивших одна в другую, – в интерьерных журналах это называется «анфиладная планировка». Гостиная была с большими окнами, наглухо закрытыми ставнями, диваном-кроватью и расшатанным столом, заваленным кипами книг. За ней начиналась длинная и просторная кухня, по правой стороне которой выстроились в ряд раковина, шкафчики и плита, а по левой – разместился стол и снова ряд окон с двойными стеклами.

В дальнем конце кухни находился переход в другую гостиную с длинным угловым диваном и колченогим стеллажом со стопками книг. За дверью в дальнем углу – единственной, кроме входной, – располагалась маленькая ванная.

Я посмотрела в зеркало над раковиной: волосы всклокочены с дороги, под глазами залегли тени, на подбородке проступил новый прыщ. Точнее, подбородков у меня было несколько. Из-за своей ВАЖНОЙ работы я ненавидела собственное отражение в зеркале. За эти годы я, сама не понимая как, сильно прибавила в весе, и это выводило меня из себя. В области талии, на спине, под подбородком и на руках образовались уродливые валики. Я перепробовала множество диет, исключив из рациона всю вредную еду, – но тщетно. Акне, совершенно не беспокоившее меня в подростковом возрасте, теперь взялось за мою кожу с удвоенной силой, изуродовав ее. Я старалась не думать об этом, но в сфере моей деятельности это было невозможно. Повседневная жизнь редакции гламурного журнала диктовала свои правила: даже для банальной поездки в лифте нужны были стальные нервы, предсезонная коллекция дизайнерской одежды и самоуверенная беззаботность Кейт Мосс. Вместо этого я предпочитала кутаться в черную бесформенную одежду и ходить по лестнице.

Вздохнув, я отвернулась от зеркала и направилась к окну на кухне. Несмотря на холод и дождь, я распахнула его и высунулась наружу, вглядываясь в темноту. Там, в темноте и тишине внутреннего двора, выделялись окна домов, балкончики и черепичные крыши. Вдалеке над всем этим возвышалась колокольня местной церкви, тонкая каменная башня семнадцатого века. В маленьких арках виднелись четыре зеленых колокола, единственным украшением была мозаичная кладка под самым куполом. Ни в одном окне не горел свет. А дождь все лил и лил, в полной тишине.

Башня Кристобель, подумала я, вспомнив, как впервые услышала о ней.