Белка, голос! - [32]

За её спиной раздался выстрел. От бетонной стены рядом с девочкой отлетел осколок. Остался глубокий след.

Девочка не оглянулась. Не смогла. Всего в нескольких десятках сантиметров от неё пронеслась пуля. Вибрация в воздухе до сих пор отзывалась эхом внутри неё.

Девочку била дрожь.

В неё целились?

Девочка замерла, покрылась мурашками.

К лицу прилила кровь. Она продолжала дрожать, а краска поднималась всё выше и выше, как уровень воды, медленно-медленно, до самых ушей. На её лице появилось новое выражение. Она начала кусать нижнюю губу. Она сильно кусала губы. Она медленно обернулась.

Старуха, которая ещё недавно была на кухне, стояла с ружьём всего лишь в трёх метрах от неё.

— Бабка, — сказала девочка.

Старуха ничего не ответила.

— Значит, ты следила за мной. Выходит, я совсем не «человек-невидимка»?

Из-за толстых стёкол очков невозможно было догадаться, какое у неё выражение глаз, каковы её истинные намерения.

Однако глаза за этими стёклами пристально следили за ней.

— Ну что, Бабка, довольна, напугала меня пушкой? Идиотка, ты что, издеваешься надо мной? Я привыкла к таким штукам. Привыкла больше, чем ваши собаки. Ты что, думаешь, выстрел меня напугает? Не стоит недооценивать дочку якудза, — бросила она ей в лицо.

Однако девочка обмочилась.

Между ног на джинсах проступало мокрое пятно. Она это заметила.

Она поняла, что и старуха могла это заметить. Поэтому так и сказала прямо в лицо старухе, которая до сих пор не меняла стойки, грозя вновь выстрелить:

— Чёрт… Когда-нибудь я пырну тебя, Бабка. Ты же человек с воли.

Через десять с небольшим минут девочка вернулась в свою комнату и переоделась. Она поменяла нижнее бельё. Бросила описанные джинсы. Вместо них натянула выданные старухой запасные штаны. Она впервые надела их. Это ведь бедняцкие штаны. Она сердилась, ненавидела их. «Вы что, издеваетесь надо мной? Вы чего, на меня детскую одежду решили напялить? Вы понимаете, что эта плебейская одежда отличается от той, что я только что бросила? Это были джинсы „Гуччи“. Модная марка. Поэтому я ни разу не снимала их, даже ни разу не постирав. Это были мои любимые потёртые джинсы, „Гуччи“».

Она сделала в них пи-пи.

Девочка переживала. Её охватило непередаваемое чувство стыда.

Она надела пальто. Шапку. Укуталась в тёплую одежду, замаскировавшись под «типичного русского ребёнка», словно бы хотела извне прикрыть бурю своих эмоций. Она стала похожа на монголоида из малых народов Сибири. Но внутри бурлила японская речь, японская брань, сочащаяся ядом. Она уже больше не могла это контролировать. Для того чтобы выпустить наружу свои чувства, ей нужны щенки.

Те самые щенки.

Номер 44, номер 45, номер 46, номер 47, номер 48, номер 113 и номер 114.

Огромная клетка. Стоять перед этой клеткой — часть её дневного расписания.

Однако во второй половине дня щенков выпустили из клетки. Девочка догадалась, что произошло.

Три или четыре дня назад ход событий изменился. В трагически изменившейся последовательности её рутинного «тюремного моциона» была проложена скрытая линия. Щенков ещё не начали дрессировать. Но их вывели из клетки и отвели на площадку на очень короткое время. Старик наблюдал за их пригодностью. Есть ли в них прирождённый бойцовский дух? Как они отреагируют на стрельбу? А на пороховой дым? Это был своего рода вступительный экзамен. В следующем туре они играли с мячом. Всё это предшествовало базовой тренировке.

Будут ли щенки подражать движениям взрослых тренированных собак? Кто из них попробует повторить?

Услышат ли они команды людей? И кто из них услышит?

Таким образом, определялась их профпригодность.

В определённой форме они тоже участвовали в тренировке.

Вывод был таков. Семеро щенков оказались способными. Иначе и быть не могло, решил старик. Ведь и порода, и родословная говорили об этом. Естественно, что все они сдали экзамен. Уже два или три дня назад они отвечали на простые команды «Вперёд», «Стоять», «Сидеть», а теперь уже даже пробовали поиграть, нападая на мишень.

Разумеется, находясь на площадке, они видели пример перед глазами. Примером для них являлись старшие взрослые собаки. Они должны были почуять запах… атмосферу. Что такое атака? Что на самом деле от них требуется? Для молодых собак это была игра. Однако именно в игре очевидной становилась пригодность собаки.

Девочка оценила ситуацию. Она поняла, что бесполезно идти к клетке. В этот час там нет её щенков. Щенки сейчас на тренировочной площадке. «Идиоты, я только что их приручила. Их что, вытащили оттуда для тренировки? Не отнимайте их. Не отнимайте моих пёсиков». Она догадывалась, что через полчаса или час их вернут обратно в клетку. Но ей совершенно не хотелось ждать. И девочка сразу же отправилась на тренировочную площадку.

Она надела пальто, надвинула на глаза тёплую шапку, про себя бранясь по-японски.

Девочка знала: когда она обращается к щенкам, они реагируют на её слова. «А я ведь говорила с ними только по-японски, на этом чёртовом японском. А Дед учит их по-русски. Он это делает для того, чтобы они не слушались меня?» Девочка прислушивалась. Она внимательно вслушивалась в команды на русском. Её это бесило, но она запоминала их, как набор звуков. Просто как звуки. Она больше не соблюдала дистанции. Она не стояла на расстоянии в несколько метров. Не стесняясь, не боясь собак, она с вызовом стояла почти за спиной старика. Она была преисполнена ненависти. В поле зрения вдалеке попал Опера. Товарищ Деда — Опера. Он изображал цель. Туловище и обе руки были закрыты защитной одеждой, но на голове не было защитной шапки. Это была цель для игр щенков. «Наверное, они тренируются, — подумала девочка. — Наверное, они тренируются убивать. Я всё поняла, идиот». Девочка ощутила невыразимое словами желание разрушения.