Бельгийская новелла - [26]

Значит, в течение того же промежутка времени, то есть двух дней, двух ночей, Дезире еще будет жить, если жить означает вызывать в другом волнение. Она будет мертвой звездой, которая видна так же, как живые звезды. И эти дни надо превратить в огромное временное пространство.

Разложив перед собой всю «колоду» почтовых открыток с кричаще лазурными небесами, г-н Кош открыл атлас и уже собирался вновь проследить весь маршрут от Нью-Йорка в надежде разобраться с небольшой путаницей, возникшей на двух-трех перегонах, предшествующих Большому Каньону, но ему помешало появление портного. Этот человек пришел сделать примерку; еще вчера утром г-н Амбер заказал по телефону черный костюм для своего директора… Г-н Кош предпочел бы избежать столь наглядного признания смерти дочери, о котором свидетельствует траурная одежда. Однако он встал в подобающей позе перед зеркальным шкафом, рядом с коленопреклоненным представителем портняжного искусства. И совсем не важно, что то были абсурдные минуты; в эти минуты открытки Дезире, подобно волнам, продолжали свой путь к нему, а он мог без помехи думать о них.

Едва ушел портной, пришла выразить соболезнование рыдающая Огюстина, и они поплакали вместе. Это была высокая и худая женщина, с пожелтевшим лицом, простая, но одаренная необыкновенной памятью в бытовых делах. Она могла сказать, в котором часу утра у г-на Амбера удалили жировик, который он проткнул, играя в бильярд, и что тот день, когда г-жа Кош остригла косы маленькой Дезире, был понедельник. Г-н Кош подумал, что в ней тоже пропадает медиум, еще один медиум; и слезы его сразу высохли: он не был уверен в том, что ему будет приятно, если его дочь в какой-то мере воскреснет для него в воспоминаниях этой болтливой женщины, точно так же как опасался магических ухищрений своей хозяйки, обративших его в бегство, едва он соприкоснулся с ними. Почему? Тем временем, уткнувшись в носовой платок, домоправительница уже перемежала рыдания точными и дорогими воспоминаниями. Она говорила о пристрастии мадемуазель к белым туфелькам, которые так трудно содержать в чистоте, а затем напомнила, как в то время, когда девочка еще носила косы, ее котенок упал в горшок с молоком и утонул и как она плакала тогда. Огюстина была здесь, рядом с ним, и ему ничего не стоило оставить ее тут навсегда, всю жизнь слушать непрерывную и беспорядочную рапсодию воспоминаний, смотреть бесчисленные и разрозненные кадры фильма о жизни дочери. Но вместо благодарности и радости за каждое мгновение, которое, словно жемчужные бусинки от оборвавшегося колье, ему сейчас преподносили, он, к своему собственному удивлению, напротив, испытывал смутное ощущение, что его обкрадывают; его лишали единственной благодати — возможности вспоминать одному и самому. Нет, та Дезире, которую знала Огюстина, была не его дочерью, то была другая девочка, составленная из милых и грубоватых мелочей, из которых слагаются в памяти Огюстины люди и годы, пропущенные через искаженное восприятие этой трогательной, но чужой ему женщины. Никто не нужен — ни Огюстина, ни мадемуазель Ариадна, ни Гарри Джордж, только почтальон, которого можно ждать еще в течение двух дней. Потом…

Его посетил г-н Соэ, передавший соболезнования от себя и хорошеньких машинисток. Мадемуазель Амбер пришла после полудня. Она появилась сразу же вслед за пакетом с бланками траурных извещений, которые сначала по ошибке доставили в контору, а теперь шофер принес сюда, чтобы вручить их непосредственно г-ну Кошу. Он отослал Огюстину и находился в доме один. Мадемуазель Амбер была очень щепетильна по части приличий, и этот приход в пустой дом к одинокому человеку в ее представлении должен был выглядеть особенно непристойным. Поэтому она повела себя не как гостья, сняла шляпу, которую надела, чтобы всего-навсего пересечь улицу, и прежде чем сесть, заявила, что пришла помочь надписывать адреса. У нее был грубый голос, который контрастировал с мягкими модуляциями в речи ее отца. Стопку конвертов в черной рамке положили на стол. Освобождая для них место, г-н Кош отодвинул открытки с видами Америки, которые постоянно лежали здесь, отливая глянцем. И наверное, для того, чтобы избежать соседства этой безобразно искрящейся голубизны с матовой чернотой траурных рамок на конвертах, что несопоставимостью своею вызвало бы гримасу у Мадлен, а может быть, чтобы спиритка не завладела открытками, он даже спрятал их в ящик.

Прежде чем заняться надписями на конвертах, мадемуазель Амбер осведомилась о его здоровье, пожелала прощупать пульс. Не без отвращения, смутно ощущая непристойность такого посягательства на его личную жизнь, он протянул руку.

— Сверхнапряжение, — произнесла она. И ему пришлось проглотить две пилюли.

Вооружившись списками, по которым рассылали извещения о свадьбе, приступили к делу. От этого занятия их оторвала ответная телеграмма Гарри Джорджа, получившего посланное накануне распоряжение тестя о том, что он предоставляет своему зятю все права по организации похорон. Дезире будет перевезена на кладбище «Форест Лон», похороны состоятся, вероятно, в субботу, 5-го числа,