Белая ворона - [27]

В этот раз озноб вернулся как-то особенно сильно, она даже дверь с трудом открыла, сразу нырнув под одеяло, сжавшись и обняв колени руками, чтоб согреться. Стиснула зубы, чтоб не стучали, и с тоской поняла, что здесь на кухню за кофе не пойдет и вызывать горничную среди ночи не станет. Ничего, само отпустит…

На душе было тошно. Монтроз мог сколько угодно успокаивать, быть неожиданно нежным, умелым и заботливым, но так неправильно. Маред чуть не застонала от стыда, стоило вспомнить, что с ней творилось. Нет, что она творила, — так честнее — всем телом откликнувшись рукам и губам Корсара, его низкому голосу и то ласково-нежным, то насмешливым словам. А еще тому, что он вытворял этой проклятой штукой…

Маред уткнулась лицом в одеяло, обняла его руками и ногами, как привыкла с детства, лежа в своей маленькой спальне и мечтая, что кто-нибудь подойдет и погладит по голове, подоткнув одеяло. Но отец всегда допоздна сидел за работой, горничная прощалась, потушив свет, и Маред засыпала в обнимку с одеялом, потому что спать с игрушками тоже было блажью и распущенностью.

Завтра ей бы стоило отлежаться, но ведь утром полегчает, верно? А Монтрозу она найдет, что сказать, если тот спросит, почему Маред ушла. Лэрда стряпчего ее нездоровье не касается, сколько бы тот ни распространялся о доверии. Хватит и того, что неожиданно для самой себя Маред призналась в глупости с тендером. Хорошо, что обошлось! В ее ушах до сих пор стояли слова лэрда, сказанные с холодным жестким удовлетворением, как он лично позаботился разрушить жизнь предавшего его стряпчего. Вот так-то, тье Уинни, — задумайтесь. У доверия и вправду две стороны, но одна из них, когда доверие оборачивается предательством, темная и опасная.

Глава 4. Бабочка у свечи

— Убью негодяя! Узнаю кто — и убью! Да чтоб ему баргест повстречался!

Тье Эстер, сидящая рядом с возмущенной Тилли, сочувственно покачала головой, не отрываясь от работы. Впрочем, даже ее замечательное равновесие духа, кажется, имело пределы — тье слегка раздраженно поморщилась. Маред про себя подумала, что невозмутимую пожилую даму больше раздражает поведение Тилли, мешающей ей работать, чем происходящее в отделе. А может, одно сочетается с другим. Неприятно, когда рядом с тобой происходят подобные противные мелкие гадости! Но Тилли слишком уж громко и часто возмущается, лучше бы и вправду попыталась выяснить, кто это делает — не может ведь быть, чтоб никто ничего не заметил.

Однако сердиться всерьез и подолгу секретарша не умела. Хлопнув опустевшим ящиком стола так, что тот едва не вылетел из пазов, она сунула руку в висевшую на спинке стула сумочку, с торжеством извлекла припрятанную коробочку с шоколадом и открыла.

— Тье Эстер, будете конфетку? А вы, Маред?

— Благодарю, нет, — в голосе почтенной тье проскользнули едва уловимые холодные нотки. — И осторожнее с бумагами, милая… Шоколад оставляет пятна.

Маред улыбнулась ничуть не обескураженной Тилли, покачала головой и снова уткнулась в документы, всем видом показывая, как занята. Взгляды тье Эстер на еду и напитки возле документов она полностью поддерживала, но не делать же замечания коллеге, которая работает здесь куда дольше тебя и постоянно, между прочим. К тому же Тилли угощает ее от души, старается быть милой… Может, удастся с ней подружиться?

Маред украдкой покосилась в сторону секретарши. Свободной от шоколадки рукой Тилли накручивала на палец длинную прядь волос, умело выпущенную из прически, чтобы обрамлять личико, и даже с расстояния нескольких шагов было видно, каким блестящим ярко-розовым лаком накрашены ноготки. Слишком длинные, кстати, чтобы с должным удобством работать на клавиатуре. Маред вздохнула и посмотрела на собственные руки. Наверное, это она сама неправильная женщина. Чернильные пятна только-только полностью сошли, можно бы отрастить ногти и заглянуть в салон красоты — сделать что-то похожее. Пусть не такое яркое, но милое и женственное. Как-то после свадьбы она попробовала — хотела быть как можно красивее для Эмильена.

Оказалось, что стоит ногтям отрасти чуть длиннее, и работа на вычислителе жутко замедляется, а блестящий, как леденец, лак мгновенно тускнеет и трескается от воды с мылом, уксуса, лимонного сока и прочих средств поддержания порядка в доме. У них, разумеется, была служанка, но платить ей столько, чтобы совершенно избавить хозяев от домашних забот, семья Уинни никак не могла себе позволить. Поэтому болтливая, но расторопная девица не жила в доме, а приходила на полдня и занималась только грязной работой вроде крупной стирки, чистки камина и кастрюль, мытья и натирания полов воском. Остальные домашние заботы ложились на Маред, но Эмильен клятвенно обещал, что как только завершит свою работу и возьмет патент на изобретение, его маленькой женушке больше не придется и пальчиком прикоснуться к грязной тарелке или стирке рубашек. А пока нужно немножко потерпеть…

И Маред терпела. Обойтись без длинных ногтей, пышно уложенных локонов и модного платья — это такие мелочи. К тому же Эмильен обожал ее именно такой, ему нравилось, когда она одевалась скромно, как подобает приличной замужней женщине. Строгие темные платья, удобное белье, практичная обувь… Хороший вкус и респектабельность — вот главные помощники женщины. И Маред понимала, что это настоящая любовь, потому что муж искренне считает ее красивой и не заглядывается на ярких кокеток. Тилли с ее густо накрашенными ресницами, блестящими от помады губами и приталенными блузочками он наверняка счел бы слишком легкомысленной, да и на новое синее платье Маред покосился бы неодобрительно — да, темно-синее, но как подчеркивает фигуру!