Белая вода - [25]

И к тому же он был голоден. Его отец целыми педелями пропадал в море, гоняясь за треской в районе Грэнд-банки или за скумбрией в прибрежных водах Виргинии. А про его мать говорили, что у нее пятки тем короче, чем дольше не стоят у нее под кроватью ботинки мужа.

Родись он рыбой, был бы придонной, что роется в иле в поисках пищи.

Когда Томаззо подрос, стало невозможно прятаться в укромных местах или убегать от разъяренных рыбаков, у которых он таскал минтая и камбалу.

Томаззо понял, что приобрел дурную репутацию. И плавать на траулерах и сейнерах своих сверстников, как делали его предки, ему не светит.

Но предприимчивый мальчишка вырастает в предприимчивого взрослого. Работа настоящих мужчин не для него – пусть так. Томаззо ушел от тех, кто отказался брать его в команду своих судов, и нашел другой, более творческий способ выживать. В те дни ловушки на омаров ставили около самого берега. Их опускали утром, а вечером вытаскивали. Буи красили в разные цвета, чтобы не вытащить по ошибке не свою ловушку, но Томаззо считал, что всякая неосмотренная ловушка, которую он смог затащить к себе в лодку, – его.

В конце концов он же не забирал себе ловушку, а ставил ее снова, беря только омаров. Это было честно. Таким образом Томаззо приобрел новую репутацию, устойчивее прежней. Потому что непутевого мальчишку могли иногда простить, но взрослый, выхватывающий кусок изо рта итальянских трудяг-рыбаков, получал клеймо на всю жизнь.

Не имея накладных расходов и мало тратя на оплату труда, Томаззо со временем натаскал достаточно омаров, чтобы добыть себе более мореходное судно. И тут началась его истинная карьера.

Рыболовство – работа тяжелая, а тяжелая работа – это не то, что любил Томаззо. Не то чтобы он не пробовал. Он пытался ловить тралом. Пытался работать с дрифтерными порядками и кошельковым неводом. Он перебивался кое-как, нанимал команду, которую часто приходилось увольнять, поскольку уволить человека дешевле, чем платить ему регулярно, а тем временем Томаззо изучил все фокусы, которые только знали траловые рыбаки.

Много лет можно было выживать, кормясь в прибрежных водах Массачусетса.

Пока рыба не начала пропадать.

Томаззо отказывался верить ходившим слухам. В Объединенный клуб рыбаков, где обсуждались ли вопросы, его не пускали, так что информации доходила к нему из вторых рук и недостоверная.

– Старые бабы, – часто ворчал он. – Океаны большие, а рыба плывет куда хочет. Она не дура. Она знает, что ее ищут, и уплывает подальше, вот и все. Мы за ней еще дальше плаваем.

Но чем дальше уходили в море суда, тем труднее ловилась рыба. Если совсем недавно можно было отчалить от берега, забросить в воду сеть и вытащить ее с трепыхающейся треской, от обилия которой сети трещали, то сейчас в сетях все чаще оказывалась всякая мелюзга, бычок, иногда камбала или палтус, и только в хороший день – бочонок серебристой трески.

Томаззо, которому приходилось продавать улов в Пойнт-Джудит в Род-Айленде, поскольку в рыбных портах Массачусетса его грузов не принимали, не мог покрыть расходов.

Были и другие неудобства. Запретили сети с шестиугольной ячеей. Разрешались только небольшие сети с квадратной ячеей. Но сети дороги, и Томаззо не захотел выбрасывать свои. После третьего задержания с уловом угрожаемого вида придонных рыб в запрещенных сетях ему объявили, что он лишается лицензии на рыбный промысел.

– А мне плевать, – сказал он. – Рыбы все равно здесь больше нет. Ее всю распугали. А я пойду на север и буду ловить омаров, которых там пруд пруди.

И это было правдой. В заливе Мэн омаров хватало. К тому же в штате Мэн Томаззо никто не знал. Там можно было начать новую жизнь.

В Бар-Харборе его приняли. После непродолжительной убыли омары возвращались. Уловы были потрясающими.

– Треска тоже скоро вернется, – часто повторял Томаззо. – Подождите и увидите.

В Мэне ловили еще и много другое. Скальных крабов. Угрей. Колючий морской еж – тоже заманчивая добыча. Но это была тяжелая работа, и икру ежей Томаззо не любил. Ловить то, что он не будет есть, он не хотел.

– Буду держаться омаров. Их-то я знаю, – хвастался Томаззо Теставерде. – Вот погодите, я буду королем омаров. Я их знаю как облупленных, и они меня знают.

Но Томаззо ждал неприятный сюрприз. Оказывается, в заливе Мэн тоже есть правила. Рыбацкий народ, как называли жителей штата Мэн и как они называли себя сами, опасался, что омары уйдут следом за треской. Томаззо считал, что это идиотизм. Треска свободно плавает, а омары ползают. И так далеко им не уползти.

В первые месяцы Томаззо поймал несколько здоровенных красных экземпляров, парочку альбиносов и очень редкого голубого омара весом пятьдесят фунтов. Он даже шуму наделал в газетах, этот улов Томаззо Теставерде. Биологи из Вудсхольского океанографического института заявили, что этому омару, вероятно, не меньше ста лет и его не следует продавать в рестораны для еды.

В Бар-Харбор срочно приехала одна известная актриса, специально чтобы просить Томаззо сохранить жизнь голубому омару. Томаззо согласился, если актриса переспит с ним. Она влепила ему пощечину. Томаззо, потирая покрасневшую щеку, швырнул омара в кипящий котел, сварил его и съел в гордом одиночестве. А скорлупу бросил у дверей гостиницы, где в таком же гордом одиночестве спала актриса.