Белая трава - [55]

Где-то я вычитал фразу, что бурундук является главной кормовой базой медведя и росомахи. Точно так же мы знаем, что белка есть основная кормовая база соболя, антилопа – льва, мышь – лисицы, совы, хорька, ласки и горностая, лемминг – песца, тюлень – белого медведя… Лягушка проглатывает насекомых, змея – лягушку, еж пожирает змею, лиса или волк съедают ежа.

Существуют, правда, вегетарианцы, растительноядные. Бобр, например, валит и грызет осиновые деревья. Но ведь и дерево – живой организм, и притом очень сложный, растущий, плодоносящий, стареющий и умирающий, как и все прочие организмы на Земле. Значит, и бобр убивает и съедает тоже.

Я могу ошибиться, ученые найдут, возможно, и другие подобные организмы на Земле, но, на грубый поверхностный взгляд, пчела является каким-то особенным существом на Земле, каким-то выродком, что ли, потому что, оглядевшись вокруг, не вижу другого живого существа, которое бы в такой же степени никого не ело, не приносило бы кому бы то ни было никакого вреда. Сиюсекундного вреда, микровреда. В конечном счете во взаимосвязанной в единый организм природе не приносят вреда ни волк, ни ястреб, ни щука. Но вот пока что видим: заел же лев молодую и трепетную лань, а у нее детеныш беспомощный… Пчела же вроде святого существа среди прочих живых существ. Даже цветам, за счет которых живет, не только не приносит вреда, но является для них высшим благом. Пчела для цветов вроде как любовь, которая снисходит, слетает, посещает в определенное мгновение. Цветы не могут видеть пчелу и осознать ее в конкретных пчелиных формах, но вот снисходит на цветок что-то такое, отчего сладостная дрожь по всему существу и совершается великое, ожидаемое, предчувствуемое, предопределенное, необходимое. Цветок оплодотворен и дает семя, потомство будет жить во времени и пространстве.

А пчеле корысть – нектар да пыльца. Ни одна клетка у растения не повреждена, кожица не прокушена, сок не выпит. Это не огромная чудовищная корова, которая пойдет и слизнет сразу десятки растении под самый корень. Или гусеницы, способные за полдня сожрать листву с целого дуба.

Пчела никого не ест. Ей нужны нектар да пыльца. Ей нужны не жертвы, а только дары. Но зато и сама она одаривает по-царски.

Нектар – это еще не мед. Нектар – это жиденькая, сладенькая, ароматическая водичка. Надо эту водичку выпаривать до определенной густоты, надо привнести в нее собственные ферменты и секреты определенных желез, надо сделать ее стерильной, противостоящей бактериям, не прокисающей, не гниющей, надо превратить ее в мед. Но все же свойства разнообразных цветов, все их целебные особенности отнюдь не выпариваются вместе с водой, а остаются в меду.

Сотворяется чудо-вещество, одна из подлиннейших и вечных ценностей на земле, которую мы запросто разливаем по стеклянным банкам, наклеивая на банки будничные этикетки – «Мед пчелиный».

На базары мед привозят либо в металлических флягах для молока, либо в обычных ведрах. И стоят весы на прилавке, и стоят банки, и лежит деревянная палочка, чтобы при ее помощи пробовать мед, и выставлена цена на бумажке – 5 рублей.

В магазине (если, к примеру, завезли мед) выбирать не из чего. Завезли его одного сорта и вида, в одинаковой расфасовке. Тут берешь не что тебе хотелось бы взять, а что дают. На рынке же, хоть и не ахти как многолюдны и бурливы медовые ряды (обычно пять-шесть торгующих), все же можно походить, попробовать на язык, понюхать, а главное, расспросить. Если даже и пять-шесть торгующих, то у каждого мед свой, разный, из разных – главное – мест.

– Что-то темен очень ваш мед…

– Так это же лесной мед! Кто не понимает – за луговым гоняется, за полевым, а это же – лес! Самая целебная сила. Тут же исключительно почти кипрей да лесная малина. А знаете ли вы, что такое кипрей, иван-чай то есть? Как он зацветает на порубках да погорелых местах лиловым цветом… А малина лесная… по буеракам, настоится лесной силой… Тут и хвоя рядом, и крапива растет.

Не торговец, не пасечник, а поэт какой-то!

– Опять же валерьяновые цветы на лесных полянах, таволга… Но это для разнообразия. Главный состав моего меда – кипрей и лесная малина…

– В каких же лесах?

– Брянский лес. И тепла в меру, и влаги в меру. Самые наши здоровые места.

Можно ли после этого удержаться и не взять хотя бы немного? Кипреи да малина встают перед глазами, еловые шатры да дремучие буераки. Да еще и светлый ручеек – по дну буерака. Уж он-то, ручеек, казалось бы, никакого касательства к меду иметь не может, но покажется тебе, что и он имеет, что вся земная, летняя благодать сосредоточена в меду чудесным образом.

Но подойдешь к другому хозяину меда, и тот, если бы обладал подобным же красноречием, затмил бы предыдущего краснобая.

– Лес! Хрен ли в нем толку, в лесу-то, сырость да глухомань! Мало ли что – кипрей! А ты вспомни-ка, мил человек, как в июне луга цветут. Ты вспомни-ка желтенькую сурепку на меже поля, василечки во ржи, лазорев цвет, одуванчики во множестве да и все цветы. Солнышко да ветерок продувной, а простору, простору-то сколько вокруг! Опять же речные туманы по ночам луга охлаждают. Перепелки, коростели кричат…