Белая Русь - [27]

Лука Ельский остановился посреди комнаты, прислушался. Ксендз Халевский тоже услышал далекие людские голоса.

— Что это? — войт взял звоночек.

И тут же со стороны ремесленного посада послышался гулкий выстрел.

— Что такое?! — закричал войт.

Мимо раскрытого окна промчались стражники. Выхватив из ножен саблю, дал коню шпоры капрал Жабицкий. Вскоре к дворцу подкатил дормез. Гайдуки внесли в покои сомлевшую пани. С пистолью в дрожащей руке обессиленно опустился в кресло граф Гинцель. Прикусив губу, ксендз Халевский покосился на войта: «Нет угрозы для Речи Посполитой… нидерландские рейтары… знамена маршала Фабера…» — и презрительно сплюнул через окно.

Пани долго приводили в чувство. Наконец она раскрыла мутные глаза, окинула всех безумным взором и снова сомлела. Ей положили на голову холодную повязку и дали настой валерианы. Графу Гинцелю поднесли кубок вина. Жадно выпив его и отдышавшись, рассказывал, поглядывая на войта и ксендза Халевского.

— Я не знаю, сколько их. Может, три сотни, может, пять. Рано утром с гвалтом и шумом они влетели во двор на конях, повесили сержанта и запрудили маенток… Мне ничего не оставалось делать, и я предложил басурману выкуп. Он этого и хотел. Выгреб из шуфлядки до единого талера, взял золотой крестик и перстень с алмазом и только тогда выпустил меня из моего маентка! — граф Гинцель сверкнул влажными глазами и, повысив дрожащий голос, повторил: — Из моего маентка!

Худые ладони графа с длинными пальцами и синевой под ногтями судорожно вцепились в подлокотники кресла.

— Кто он? — покусывая губы, процедил войт Лука Ельский. — Он не назвался?

— Разбойник и схизмат… Назвал себя атаманом Гаркушей… И в завершение здесь, в Пинске… — Гинцель покачал головой. — О, матка боска, если б гайдуки не поторопились…

— Поплатятся, псы!

— Ах, пан Ельский, оставь! — безнадежно простонал граф. — Я тебя знаю двадцать лет, и все годы ты обещаешь проучить чернь. А она пуще грабит и убивает. Теперь хлопы еще больше стали своеволить. От Бобруйска до Парич горят маентки. Мужики по лесам собираются в шайки. Где-то под Мозырем переправился через Струмень казацкий загон. Ведет его некий басурман Небаба.

Упрек пана Гинцеля не по душе пришелся войту, но обиду свою не показал. Нападение Гаркуши на маенток пана Гинцеля он, войт, предотвратить не мог. Мало ли где еще теперь покажутся харцизки. И не сомневался в том, что они появятся. А вот за бунт в городе — спуску не даст.

Ксендз Халевский стоял, скрестив на груди руки. О, если б была его сила — заклял именем всевышнего этот бунтарский край, проклял на веки вечные весь род до десятого колена, силой господа и меча покорил схизматиков. Он долго и пристально смотрел на Луку Ельского, и тот почувствовал этот взгляд. Раскрыл дверь и крикнул слугам:

— Капрала Жабицкого зовите!

Тот появился без промедления.

— Поскачешь с письмом в Несвиж. Чтоб отдал в руки ясновельможного пана гетмана Януша Радзивилла.

Войт Лука Ельский ушел к себе в кабинет, грузно опустился в кресло, придвинул чернила и бумагу. Прикрыв глаза ладонью, долго собирался с мыслями. А они, как назло, текли рассеянные и обрывистые. Начал с графа Гинцеля, а потом строчку за строчкой о положении в крае. Писал осторожно, сдержанно, ибо понимал, что гетман Януш Радзивилл не хуже знает, что теперь деется на Белой Руси. Все же осмелился предостеречь гетмана: если сейчас не покончить с Гаркушей, Небабой и прочими харцизками, то будет полыхать край в огне. А это, бесспорно, осложнит положение коронного войска на Украине, ибо ударить по Хмелю с севера, как это мыслят в Верховном трибунале и депутаты сейма, не будет никакой возможности.

Письмо получилось длинное, деловое. Прочел его вслух и остался доволен. Ждать, пока просохнут чернила, не хотел. Посыпал песком, связал волосом, поставил печать и приказал прислать капрала. На дворе смеркалось. Подумал: посылать ли на ночь? Теперь и ночью дороги опасны. Но ответил себе: немедля! Скакать ночь и день!..

2

Письмо пинского войта Луки Ельского гетман Януш Радзивилл прочел, скомкал и стиснул в жестком кулаке так, что побелели пальцы. Бросил бумагу на стол: пинская крыса будет писать и говорить, что надобно делать! Подробное же письмо получил днями от воеводы из Слуцка. Гетман насупил седые брови, и под худыми щеками заходили мускулистые желваки. Эти два вислоухих пана считают своим правом подсказывать ему и давать какие-то советы. Знает гетман, что письма эти не последние. Возле Чечерска объявился еще один схизматик, посланный Хмельницким, — атаман Кривошапка. В коротком бою он разбил отряд пана Горского. Как удалось поганому Кривошапке саблями одолеть отряд, вооруженный мушкетами и двумя легкими кулевринами, было пока загадкой. Гетман строил всякие предположения. Был склонен даже к тому, что Хмель подкупил сотню татар и те подкрались на рассвете к спящему лагерю. Разбив Горского, Кривошапка пошел на Чериков и почти без боя взял его. К схизмату, как мухи на мед, слетается чернь. Теперь вор Кривошапка бродит возле Могилева. Но гетман спокоен: черкасам Могилева не взять. Зато казацкий загон объявился под Туровом. Черкасы вместе с чернью обложили Слуцк. Висят тучи над Бобруйском и Меньском.