Белая птица Харкадара - [5]

Раздражение не проходило. Казалось, злость вызывало всё: неторопливость дворни и прислужников, визгливый и шумный город, бестолковая родня, куда же от нее деться, и даже яркое солнце.

И чего это сегодня взъярился? Не подобает тойону проявлять свои чувства на людях, а все-таки раздражение показал. Практически неуважение оказал родственникам. Надо будет завтра послать подарки. Хотя как… подарки – это оказать уважение, а напыщенному индюку, прости, Высокое Небо, какое может быть уважение. Но все равно, надо соблюсти обычай.

Тыгын вскочил и опять начал нервно ходить по комнате. Нет, ну ладно, этот один, а остальные? На кого стали похожи потомки стремительных завоевателей, покорившие все племена Степи? Большинство тойонов нынче сидели по своим улусам, в богатых дворцах, окружили себя прихлебателями, погрязли в роскоши и пуховых перинах с наложницами. Заросли салом, мало кто из них уже способен самостоятельно запрыгнуть на коня, а уж про то, чтобы ночевать в степи, подложив под голову седло, не могло быть и речи. Праздность – вот мать всех пороков, и этих пороков становилось все больше и больше. Уже сыновья нынешних тойонов забыли, как седлать коня, о великих подвигах слышали только от акынов. Кражу десяти коней в соседнем улусе выдавали за доблесть, а кичились между собой, кто больше выпьет вина и огуляет девок. Тьфу. Но мало того, что араку продают почти открыто, так откуда-то появилась золотая пыль, которая дарует забвение и сладкие грезы и, люди говорили, что некоторые из сыновей ханов и беев балуются новой игрушкой.

Тойон Тыгын вздохнул и опять присел на скамеечку. Раньше все было проще. Боотуры были боотурами, а не ряжеными куклами на празднике Ысыах. Вот и сам Тыгын в молодости думал, что все решает доблесть и сила. И даже презирал своих дядьев. Один заперся в башне и стал считать звезды. Звездочет, значит. Недостойно для степняка.

Смотреть вдаль, за горизонт, может там остались еще враги, которых надо покорить и ограбить. Вот занятие для настоящих мужчин. А он, ха-ха, звезды считает. И что-то молол насчет звезд, которые неправильные, которые как-то не так движутся. Что за чушь? Всем известно, что звезды – это золотые и серебряные гвозди, вбитые в небесную твердь и двигаться никак не могут.

А второй дядя? Как последний нищий шатался по степи, на свои деньги нанимал олонхосутов, акынов и сказителей, слушал бредни выживших из ума стариков. А потом, совсем уже больной, приехал в свой дом и до самой смерти писал книгу. Он так и говорил: "Книгу". Хотел что-то втолковать племяннику про то, что в песнях и эпосах, что поют сказители, много непонятных мест. А что там непонятного? Боотуры древних времен косили врагов, как пшеницу, связывали в снопы и выбрасывали за край ойкумены, чтоб больше не досаждали добрым людям. А то, что акыны привирают слегка, так это от дармовой бузы, которой дядя щедро их поил. К примеру, где взять столько железа, будь ты хоть трижды злой дух, чтобы построить железный столб до небес или какой-то там железный дом на пятьдесят окон. Это все вранье. Правда только в том, что великие воины степи всех победили. Как жаль. Не с кем померяться силушкой, извели всех врагов боотуры, нам не оставили.

А теперь так тойон уже не думал. Видимо раскисли мозги от старости, разные мысли в голову лезут. Что враги – это не богатыри из других краев, а чиновники из управы, с сальными улыбочками вымогающие взятку. С каким удовольствием сегодня Тыгын врезал по зубам такому молодчику, чтобы тот думал, кому дерзить. И ведь вышиб ему зубы, а вот усмешку в глазах – нет. Это и взбесило сегодня Тыгына. Чиновники уже считают себя ровней Улахан Тойону Старшего рода, тогда как недостойны лизать ему сапоги. И сегодня впервые посетило Тыгына сомнение, а так ли хороши незыблемые законы, данные нам Отцом-основателем, может не столь совершенны они, если позволяют появляться на свет таким червякам, как этот чиновник.

А может быть враги – это те баи, которые дерут три шкуры со своих дехкан и пастухов, отчего возникают бунты и волнения? А потом Тойоны спешно посылают туда свои сотни, чтобы замирять бунтовщиков, а воевать против пастухов – не это ли позор для воина?

А может враги – те шустрые неприметные парни, которые тайком в Степь доставляют араку, дурман-траву и золотую пыль, отчего люди уподобляются свиньям или сходят с ума? Как воевать с такими врагами, если их днем-то не видно, а уж ночью и подавно?

Думать надо, много думать, однако.

Тойон Тыгын хлопнул в ладоши. Тут же в дверь заглянул служка.

— Не надо ли чего?

— Вели подавать ужин – приказал Тыгын, — а ко мне позови госпожу Сайнару.

Внучка примчалась почти сразу, бросилась обнимать деда.

— Ой, деда, ты приехал, сказали злой, да? — защебетала девушка, — А чего ты злой? Мы поедем на войну, да? Всех накажем?

— Нет, внучка, не поедем мы на войну, мы поедем послезавтра к Урун-Хая, на наши аласы. Надо свой улус[5] навестить, давно там не были.

— Ой, наконец-то, я уже устала в городе, тут такая тоска. И еще, дед, почему тетка говорит, что мне скоро замуж? Я не хочу замуж! — притопнула ногой внучка, — И вообще, что ты ко мне приставил этих старушек? То – нельзя, это – нельзя, на лошади скакать – нельзя, из лука стрелять – нельзя, — внучка зашепелявила, передразнивая няньку, — девушке из Старшего рода не пристало скакать на коне!