Белая львица - [5]

Без этого союза законы об апартеиде, принятые в 1948 году, никогда бы не стали реальностью. Но у президента Яна Смэтса и его Объединенной партии сомнений не возникало. За ними стоял «Союз братьев», и потому они имели возможность закрепить сегрегацию между так называемыми низшими расами и белым народом господ в агрессивной системе законов и предписаний, которые раз и навсегда гарантируют, что развитие Южной Африки пойдет по пути, назначенному бурами. Избранным мог быть только один народ. Этот тезис оставался основой основ.

В 1968 году «Союз братьев» в полной секретности отметил свое пятидесятилетие. Хеннинг Клоппер — к тому времени он был единственным живым учредителем — произнес речь и закончил ее такими словами: «Понимаем ли мы на самом деле, в глубине нашего сознания, какие невероятные силы собраны сегодня вечером в этих четырех стенах? Существует ли в Африке более влиятельная организация? Существует ли более влиятельная организация где-нибудь в мире?!»

К концу 70-х годов влияние «Союза братьев» на южноафриканскую политику резко пошло на убыль. Система апартеида, опиравшаяся на постоянное угнетение черного и цветного населения страны, начала разрушаться изнутри, по причине своей органической абсурдности. Надвигалась катастрофа, и белые либералы более не хотели и не могли оставаться пассивными наблюдателями.

Но прежде всего переполнилась чаша терпения черных и цветных меньшинств. Гнет системы апартеида превзошел последний предел. Протест набирал силу, близилась решающая схватка — кто кого.

Однако и поборники апартеида среди буров тоже начали задумываться о будущем.

Избранный народ никогда не покорится. Лучше умереть, чем сесть за один стол и разделить трапезу с африканцем или цветным, — таково было их кредо. Фанатическая идея продолжала жить, хотя влиятельность «Союза братьев» изрядно ослабела.

В 1990 году Нельсон Мандела вышел на свободу, просидев без малого тридцать лет в политических застенках Роббен-айленда.

Весь мир ликовал, а многие буры между тем восприняли освобождение Нельсона Манделы как негласное, но категорическое объявление войны, и президент де Клерк стал для них ненавистным изменником.

Именно в это время в обстановке строжайшей секретности собралась на совет группа людей, которые полагали себя ответственными за будущее буров. Они не ведали жалости. И твердо верили, что действуют во исполнение воли Всевышнего. Они никогда не покорятся. И не поступят как сержант Джордж Страттон.

Они были готовы всеми способами и средствами защищать право, которое почитали священным.

На своем тайном совете они приняли решение развязать гражданскую войну, а эта война могла привести к одному-единственному результату. К опустошительной кровавой бойне.

В том же году скончался Хеннинг Клоппер, девяноста четырех лет от роду. На закате жизни он часто в грезах как бы сливался с сержантом Джорджем Страттоном. И всякий раз, когда во сне приставлял к виску револьвер, просыпался в темной спальне, обливаясь холодным потом. Он был очень стар и уже не следил за происходящим вокруг, но все же понимал, что в Южной Африке настало новое время. Время, где ему места нет. Лежа в потемках без сна, он пытался представить себе будущее. Но тьма была непроглядна, и порой его охватывало огромное беспокойство. Как в далеком сне, он видел себя, Ганса дю Плейса и Вернера ван дер Мерве в маленькой кенсингтонской кофейне и слышал собственный голос, рассуждающий об их ответственности за будущее буров.

И теперь где-то за столиком в кофейне сидят молодые люди, молодые буры, думал он, и говорят о том, как им отвоевать и защитить свое будущее. Избранный народ никогда не покорится, никогда не сложит оружия.

Несмотря на беспокойство, которое иной раз по ночам одолевало его в темной спальне, Хеннинг Клоппер умер в уверенности, что его потомки никогда не поступят так, как поступил сержант Джордж Страттон у реки Гонгко в далекий апрельский день 1878 года.

Буры никогда не покорятся.

Женщина из Истада 1

В пятницу, 24 апреля, в самом начале четвертого, Луиза Окерблум, маклер по недвижимости, вышла из Сберегательного банка в Скурупе. Она немного постояла на тротуаре, вдыхая свежий воздух и размышляя о том, что делать дальше. Хорошо бы, конечно, прямо сейчас закончить рабочий день и поехать домой, в Истад. Но утром звонила клиентка, вдова, которая хотела выставить на продажу дом, и Луиза обещала съездить и посмотреть. Она попробовала прикинуть, сколько это займет времени. Наверно, час. Вряд ли больше. Кстати, надо купить хлеба. Обычно ее муж Роберт выпекал хлеб сам. Но как раз на этой неделе ему было недосуг. Луиза пересекла площадь и свернула налево, к булочной. Старомодный колокольчик звякнул, когда она толкнула дверь. Других покупателей в булочной не было, и женщина за прилавком — ее звали Эльса Персон — позднее вспомнит, что выглядела Луиза Окерблум веселой и говорила о том, как замечательно, что наконец настала весна.

Луиза купила батон с отрубями и несколько наполеонов — не грех устроить домашним сюрприз, пусть полакомятся на десерт. Затем пошла обратно к банку, вернее, к машине, припаркованной у его заднего фасада. По дороге ей встретилась молодая пара из Мальмё, та самая, которой она нынче продала дом. Совсем недавно они сидели в банке, наконец решились, уплатили продавцу деньги, подписали купчую и ипотеку. Луиза понимала, как они рады собственному дому. И одновременно тревожилась. Сумеют ли они выплачивать взносы в погашение долга и проценты? Времена тяжелые, практически все живут под угрозой безработицы. Что будет, если он останется без места? Как бы там ни было, она тщательно проверила их имущественное положение. В отличие от многих других молодых пар за этими двумя не числилось легкомысленных превышений банковского кредита. И молодая жена как будто бы весьма экономна. Наверно, они все-таки справятся с выплатами. А если нет, дом скоро опять выставят на продажу. Может, им с Робертом и доведется его продавать. В последние годы ей частенько случалось и по два, и по три раза продавать один и тот же дом.