Белая лебеда - [51]
Вечером я иду к знакомому дому на косогоре. Подкрадываюсь к окну, раздвигаю кусты сирени, задыхаюсь от дурманящего запаха ее цветущих метелок. Створки окна открыты, горит лампочка, играет патефон. Я слышу волнующие звуки танго «Белые левкои».
В каком-то лихорадочном ознобе гляжу на танцующих Ину и Диму. Как смотрят они друг на друга! Под руку попался обломок кирпича. Патефон жалобно вякнул, а я побежал прочь, бормоча злые, мстительные слова.
Долго бродил по степи, сделал немалый круг, пока добрался домой. Устало опустился на скамью у клумбы, не чувствуя запаха ночных фиалок, не замечая яркого сияния луны.
Мне было больно, душило отчаяние, я не знал, что делать. И вдруг как обухом по голове! Ведь завтра ухожу на войну! И, может, навсегда! Потому что меня могут убить!
Мне представился толстый и мордастый немец, каких тогда показывали в киносборниках о войне. В приплюснутой каске и с автоматом, немец прет на меня, выпучивая глаза и крича. Он стреляет, и пули, сверкая, веером летят на меня. И вдруг я точно натыкаюсь на одну-единственную, такую маленькую пульку, и мое сердце разрывается…
На белой стене соседнего дома промелькнула тень, и кто-то присел ко мне. Это была Нинка.
— Уходишь, Кольча? Завтра? — простонала девушка. — Ой, Кольча… Хочешь, я буду тебе писать?
— Пиши…
— А ты будешь отвечать? — она придвинулась ко мне и горячо задышала над ухом. — Кольча… Только какой же ты боец? Шахтерский парниша… Ха-ха-ха… Ты же еще не мужчина… Ха-ха-ха…
— Что? — Меня передернуло. — Ах, ты!..
— Да! — воскликнула девушка. — Ни одной девушки не поцеловал крепко, крепко! И не обнимал! Бегаете с Димкой за этой…
— А ну, замолчи!
— И что вы в ней нашли? Будто других нет!
— Интересно… Кто это другая?
— А хотя бы я! Чем я хуже?.. Ну, посмотри, посмотри!..
Девушка вскинула голову и смело взглянула на меня сверкающими обидой глазами. Рот ее приоткрылся, а грудь приподнялась. Я не мог отвести от нее глаз. Как же она поднялась за последний год! Вон как округлились плечи, а веснушки, как я еще раньше заметил, совсем у нее исчезли. А какие огромные изумленные глазищи! Она прильнула ко мне, машинально поглаживала мое плечо, и я слышал, как бьется ее сердчишко.
— Миленький, Кольча… Ну, обними же меня… И поцелуй так, чтобы я век тебя помнила… Ить добра желаю… На войну мужчиной пойдешь… Может, никогда, никогда больше… Ну же, Кольча! Дорогой мой…
Я молча отстранил ее, вытащил папиросы и закурил.
— Так, да? — Девушка вскочила. — Дубина! Сосунок несчастный! Хмырь! Какой же ты боец, если с бабой не можешь?..
Старшая сестра Нинки неудачно вышла замуж. Муж пил и бил ее, и в отместку она гуляла, не скрывала этого, вот и наслушалась в доме девочка разного.
— Это ты-то баба? — безжалостно рассмеялся я. — Шендреголка ты… Вот накину подол на голову да отстегаю ремнем!..
— Ы-ы-ы!.. — почти зарычала от ярости Нинка. — Дурачина! Все равно буду писать! Эх, ты!.. — она порывисто обняла меня и прошептала: «Я люблю тебя, Кольча… И буду ждать… Буду писать…»
— Вот за это… За это, Нина… — Я порывисто поцеловал девушку, и она, прильнув ко мне, тихо заплакала. — Чего же ты плачешь?
Отец крепко обнял меня, оттолкнул, но тут же схватил за руки.
У него блестела лысина и шевелились полные губы, а светлые глаза по-детски наивно-приветливы. Третий день его мучила «задышка». Без конца он кашлял, хрипел и кого-то ругал. Я топтался около отца и не находил сил уйти.
Будто предчувствовал, что вижу его в последний раз.
Нас с Димой провожали матери и еще Зинка и Нинка. Трамваи не ходили, и мы заспешили мимо «Новой», вниз по Красной балке, берегом глухо и невесело журчащего ручья. Потом поднимались в гору по Советской, мимо трампарка, устроенного в бывшем соборе. И тут же вспомнилось, как меня маленького взяли с собой Володя и Аня снимать колокола. Володя и поселковые комсомольцы за длинную веревку стягивали колокол, высоко лежащий в проеме стрельчатого окна колокольни. Я топтался на крыльце дома, удерживаемый Аней, и кричал: «Тащи его! Давай!»
И вот огромный темный колокол с глухим стоном свалился на землю, и все закричали, загалдели… Они уже решили для себя, что бога нет. Все не все, а комсомольцы знали точно…
Военкомат находился у городского сада в старинном здании. Там нас построили, проверили по списку и — марш на вокзал. Колонна оказалась внушительной и очень пестрой. Мы бойко шли по пыльной дороге. Никто из нас не знал, в какой род войск попадет, где и когда примет бой, но в том, что мы шли на войну, были уверены точно. Родные и друзья громко перекликались с теми, кто был в колонне, смешивались с новобранцами и начинали голосить. Мать Петра Коноваленко цеплялась за него, потерянно кричала: «Петечка, сыночек коханый! Да на кого же ты меня покидаешь?..»
Долговязый Петр с роскошной рыжей чубиной успокаивал мать:
— Ма, ну что ты так-то… Ить не один же я… Что ж ты заранее хоронишь? Не всех же убивают…
Петра Коноваленко не убили, и домой он вернулся героем — вся грудь в орденах. Но у него не было ног, а отец его погиб в сорок третьем под Курском…
Когда идешь с трамвайной остановки, всегда видишь Петра, сапожничающего в палисаднике под кустом сирени. На бойком месте оказался. Отбою не было от заказчиков… Так отремонтирует, отлакирует совсем разбитые туфельки, что хозяйка ахнет (трудно было в те годы с обувкой), полезет в сумочку за добавочной рублевкой, но натолкнется на жесткий взгляд сапожника, извинительно закивает: «Спасибочки, Петр Макарович…»
Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.
Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.
В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.