Белая крепость - [28]

выдал фетву, и двадцать человек были казнены. Ходжа был доволен.

На следующий вечер он объявил о своей победе. Во дворце уже никто не говорил об отмене мер; приглашенный во дворец начальник янычар сказал, что у бунтовщиков были сторонники во дворце; падишах разгневался; те, кто враждой осложнял положение Ходжи, разбежались. Говорили, что Кёпрюлю, про которого одно время ходили слухи, что он тоже на той стороне, собирается принять жесткие меры против бунтовщиков. Довольный Ходжа сказал, что он имеет влияние на падишаха. Подавившие бунт, чтобы убедить падишаха, тоже говорили, что чума отступила. И это было правдой. Падишах сказал о Ходже хвалебные слова, которых никогда не говорил раньше, и повел Ходжу к специальной клетке, чтобы показать доставленных из Африки обезьян. Когда они наблюдали за обезьянами, грязь и бесстыдство которых вызывали у Ходжи отвращение, падишах спросил, могут ли обезьяны научиться говорить, как попугаи. Потом, повернувшись к своему окружению, сказал, что он хочет чаще видеть Ходжу около себя, составленный им календарь оказался правильным.

Через месяц, в пятницу, Ходжа стал главным астрологом; мало того: когда падишах отправился в Ая-Софию на пятничную молитву в честь окончания чумы, в которой участвовал весь город, Ходжа шел чуть позади него; предпринятые против эпидемии меры были отменены, я тоже стоял в толпе, которая благодарила Аллаха и падишаха. Когда падишах на лошади проезжал мимо нас, толпа кричала изо всех сил; потом началась толкотня, янычары теснили нас, в какой-то момент толпа прижала меня к дереву, и я, работая локтями, пробился вперед и встретился взглядом с шествующим довольным и счастливым Ходжой. Он отвел глаза, словно не узнал меня. В этом страшном шуме меня вдруг охватил какой-то глупый восторг, я подумал, что Ходжа не видел меня, и, крича изо всех сил, я звал его, мне хотелось, чтобы он знал, что я здесь, словно, заметив меня, он тем самым спасет меня от толпы, и я присоединюсь к счастливому шествию сильных и победивших! Причем хотелось мне этого не для того, чтобы считаться участником этой победы, и не для того, чтобы получить награду за мои труды, нет, мной владело совсем другое чувство: я должен быть там, потому что я — это Ходжа! Я как будто отделился от себя и смотрел на себя со стороны, так бывало в страшных снах; а раз я мог видеть себя со стороны, значит, я — другой; у меня не было желания узнать, кто этот другой, за чьей оболочкой я скрывался, я со страхом глядел на себя, проходящего мимо и не узнающего меня, и мне хотелось лишь поскорее присоединиться к тому, другому. Но грубый солдат силой затолкал меня обратно в толпу.

8

За несколько недель, прошедших после окончания эпидемии чумы, Ходжа не только был назначен главным астрологом, но и стал гораздо ближе к падишаху, чем мы с надеждой ожидали долгие годы. Дело в том, что после неудавшегося маленького бунта великий везир дал понять матери падишаха, что пора бы избавиться от шутов, составляющих его окружение, потому что и ремесленники, и янычары считают падишаха ответственным за те беды, которые случаются из-за того, что он следует нелепым советам этих глупцов. Поэтому все окружение главного астролога Сыткы-эфенди, которого подозревали в причастности к заговору, было отправлено в ссылку или удалено из дворца путем назначения на новые должности, так что их дела тоже были переданы Ходже.

Теперь Ходжа каждый день отправлялся в один из дворцов падишаха, всегда находившего время для беседы с ним. Возвращаясь домой, он с победоносным видом рассказывал об этих беседах: прежде всего, он толковал сны, приснившиеся падишаху. Из возложенных на Ходжу обязанностей больше всего ему нравилась эта: однажды падишах с грустью признался, что не видел ночью сна, и Ходжа предложил растолковать чей-нибудь другой сон; падишаху эта мысль понравилась, он тут же приказал охране найти и привести кого-нибудь, кто видел хороший сон; так толкование снов по утрам вошло у него в привычку. В оставшееся время они с падишахом совершали прогулки в тенистых садах, где росли могучие чинары и иудины деревья, или на лодках по Босфору, и Ходжа рассказывал о любимых падишахом животных и, конечно, о наших фантастических животных. Он говорил с падишахом и о таких вопросах, которые увлеченно обсуждал со мной: какова причина течений в Босфоре? Что полезного можно почерпнуть из подчиненной строгим законам жизни муравьев? Какова, кроме воли Аллаха, причина силы магнитного притяжения? Почему важно знать, таким или каким-то иным способом вращаются звезды? Есть ли что-нибудь достойное изучения в жизни гяуров, кроме знания того, что они — гяуры? Возможно ли создать такое оружие, с помощью которого можно было бы навсегда прогнать их? Рассказывая мне о том, как падишах с интересом слушал все эти рассуждения, Ходжа в волнении усаживался за стол и набрасывал на больших листах дорогой бумаги разные чертежи этого оружия: пушек с длинными дулами; самоприводящихся в действие механизмов возгорания; оружия, напоминающего своим видом каких-то дьявольских животных, — и, усадив меня за стол, требовал, чтобы я был свидетелем силы его воображения, которая, как он утверждал, скоро должна воплотиться в реальность.