Белая кошка в темной комнате - [79]

— А гостей уже точно нет?

— Нет. Я в доме сам был.

Широков кивнул, отметив расторопность участкового, и решил, не откладывая, познакомиться с теткой Ульяной.

На стук ответа не последовало, но дверь оказалась не запертой, поэтому Лавров прошел в дом, приглашая Станислава последовать его примеру.

Расплывшаяся женщина неопределенного возраста в мятом фланелевом халате сидела за столиком в маленькой кухоньке и обедала. Повернув в сторону вошедших рыхлое сальное лицо с носом-пуговкой и недружелюбно стрельнув злыми запавшими глазками, она демонстративно отвернулась, продолжая жевать. В этом процессе участвовали не только мощные челюсти, но, казалось, и вся голова с пучком редких нечистых волос.

Широков поздоровался, но ответом удостоен не был.

— Я бы хотел побеседовать относительно Ваших недавних жильцов, — сказал он, тем не менее, миролюбиво.

Ульяна перестала жевать, сделала глотательное движение всем черепом и повернулась к Широкову.

— А я тебе отвечать не обязана… Родственники мои жили! Остальное — не ваше дело!

— Ты как разговариваешь с товарищем из Москвы? — не выдержал Лавров. — Человек специально приехал… И не хамство твое выслушивать!

— Плевать мне: хоть из Москвы, хоть из Парижу! — буркнула женщина, но самоуверенности у нее в голосе несколько поубавилось.

— Ах, вот ты как? — не на шутку рассердился капитан. — Смотри, Ульяна! Моему терпению конец придет — потяну тебя за все твои делишки!

— За какие такие делишки? За какие делишки! Чё ты меня пугаешь? Не на ту нарвался, понял! Я — честная женщина! Все своим горбом нажила…

— Горбом говоришь? А кто на той неделе Тяпкину две бутылки самогона продал? Не ты ли?

— Ты видел? Видел? Ты за руку меня поймал? Да я прокурору на твою клевету пожалуюсь! Ишь, пугать вздумал! — заверещала толстуха.

Широков выступил вперед и жестко заявил:

— Хватит орать, Ульяна…

— Степановна… — подсказал Лавров.

— …Ульяна Степановна! Прокурор, скорее, сейчас нужен нам, а не Вам. И не для разбора тяжб, а для получения санкции на обыск в Вашем доме!

Нижняя челюсть Ульяны поползла вниз, открывая редкий рад изъеденных кариесом зубов. Вдохновленный полученным эффектом, Станислав продолжал в том же тоне:

— Не родственники эти двое Вам! Преступники они, Ульяна Степановна! «Хвост» за ними с кровью тянется. Вот так-то. Не хотите добром разговаривать, я поеду сейчас за прокурором, а потом перетряхнем всю хату по дощечке, ясно? А там, глядишь, и для участкового много интересного отыщется! — сделал намек Широков на самогонный аппарат.

У присмиревшей хозяйки отвалилась не только челюсть, но и сама она будто оплыла на стуле. Глазенки забегали в страхе на побледневшей физиономии.

— 3-за-ч-чем об-бы-ы-ск-т-то? — стуча зубами, выдавила она. — Я и-и т-так все с-ска-жу…

— Это уже лучше, уважаемая. Тогда с обыском повременим — спокойно согласился Станислав. Он подтащил ногой обшарпанную табуретку и уселся, преодолевая брезгливость. Лавров, привалясь к косяку, презрительно поглядывал на хозяйку.

Ульяна ухватила дрожащей рукой чашку с компотом, сделала пару глотков, вытерла лицо тряпкой и, вздрагивая студенистым телом, сообщила:

— В воскресенье это было, пополудни… Стою на рынке, как обычно. Подходит парень вежливый, улыбается. Спросил, где угол можно снять на пару дней. Я спросила, чего в гостиницу не идет. Он подмигнул и говорит: «В гостиницу не поселят — с дамой я». Ну, и рассказал, что у него и у нее семьи свои, но со школы еще «ходят», да вот жизнь так сложилась непутево. Приходится встречаться тайком — вот и сюда вырвались на пару деньков отдохнуть. Насел на меня: приюти да приюти! Я и согласилась из сострадания…

— Видать, хорошо заплатить пообещал? — язвительно вставил Лавров.

— Обещал, а как же! По червонцу за ночь. Я адрес дала. Договорились, что в три часа они подойдут.

Широков достал фотографии и молча протянул Ульяне.

— Они, — кивнула толстуха. — Ее Викой зовут, а его — Юрой. Такая приятная парочка — кто бы мог подумать, что это бандиты?!

— Что дальше? — поинтересовался Широков.

— Так пожили и уехали…

— Когда?

— Вчера…

— Что?! — Станислав вскочил.

— Вчера утречком уехали, — испуганно пробормотала Ульяна.

Широков кивнул Лаврову, но тот уже и сам понял важность информации. Не сказав ни слова, он выскочил из дома, а через секунду с улицы донесся рев рванувшейся с места автомашины.

— Так, Ульяна Степановна, — с удовлетворением протянул Широков, — а теперь напрягайте свою драгоценную голову и вспоминайте до мелочей, что делали, куда ходили, о чем говорили в эти дни, ясно?

Ульяна, хлопнув поглупевшими глазами, закивала головой и наморщила низкий лоб, изображая умственный процесс.

— Ой, мамочки… В воскресенье, как пришли в три часа, он мне задаток дал: 20 рублей за две ночи. Сказал, что уедут во вторник утром. И попросил, чтоб о них никому не рассказывала. Дело ведь деликатное, и лишние разговоры не нужны. Часов до шести они «миловались», запершись у себя в комнате. Потом пошли погулять. Вернулись в девять-десятом. Телевизор со мной посмотрели и спать легли.

— Что о себе говорили?

— Дак, он, вроде, — директор ресторана в Курске, а она — врачиха. В первый же вечер так сказали. В понедельник рано утром я на рынок подалась — они еще спали. Пришла в час, а их дома не было. Вернулись часа в три. Юра и говорит: «Вечером порыбачить хотим на речке. Где бы удочки достать и лопату, чтоб червей накопать?» Удочки у меня в чулане валялись — супруга покойного. А червей посоветовала совком в грядах наковырять. Но Юра лопату потребовал. Еще усмехнулся так зловеще: мне, мол, червяки особые нужны — с кладбища. Так что, лопата требуется. Дала лопату, чего ж жалеть, только удивилась про себя. Они отдохнули, а часов в семь отправились рыбачить. Я еще удивилась: как же рыбачить без сапог? А Вика засмеялась: для нашей рыбалки сапоги не понадобятся. И ушли. Я, прости Господи, честно говоря «срамное» подумала — нынче чего только люди не болтают. Вернулись за полночь, я спать легла давно. Только услыхала, как дверь хлопнула да возня в их комнате была. Во вторник опять на рынок рано пошла. Возвращаюсь, а они сидят оба злые. У бабы глаза заплаканные. Думала, поругались. Юрка меня с ними за стол усадил, водки налил, еще двенадцать рублей дал и говорит: «Ты, тетка Ульяна, ведь здесь давно живешь?» Я ответила, что всю жизнь. «Кладбище ваше не переносили на другое место, не перестраивали? — «Помилуй Бог!» — говорю. «Речка русло не меняла?» — «Тоже — нет». Потом подумал и ляпнул того хлестче: «За последние пятнадцать лет никаких необычных событий в Беседино не происходило?» Я не поняла, про какие дела он толкует. Юрка зло так зыркнул и снова спрашивает: «Кладов никто не находил?» — «Господи, — говорю, какие у нас клады?!» Тут он вскочил, забегал по комнате и орет: «Так где же он?» И матюгами, и матюгами… Я перепугалась, жуть! А Вика мне: нет ли в области еще одного городка или деревни с названием Беседино? Мне-то откуда знать, я про такое не слыхивала. На том разговор и кончился. Они же опять куда-то пошли. Вернулись часов в девять и сказали, что утром рано уедут. Оба — хмурые, злые. Я вчера, в среду, даже на рынок от таких дел не пошла. Они в семь утра из дома уходили. Юрка мне уж у калитки говорит: «Ты, тетка Ульяна, нас забудь, поняла?!» И так на меня посмотрел, что плохо стало. Вот, думаю, благодарность за доброту мою.