Белая книга - [49]

Больших чертей я страх как боялся, а с маленькими забавлялся, все равно что с котятами. Не раз случалось мне вечером оставаться одному в избе, и когда во всех углах поднималась возня, я, разинув рот от ужаса, то и дело озирался — а вдруг пожаловал многоголовый! Но, на мое счастье, все черти там были махонькие, серые, точь-в-точь как наш пол, с блестящими глазками и длинными хвостами. Они не говорили ни слова, только ушами прядали, будто отгоняли мух, или вдруг, то у одного, то у другого сверкнут белые зубы, а меж ними мелькнет красный язычок. Я разглядывал чертей и не скучал. Но порой черти вроде злились: точили коготки, собирались полукругом, косясь на меня, подкрадывались к моему углу. Я торопливо крестился; и тогда по темной комнате словно пролетала белокрылая птица и спасала меня.

Как-то я спросил мать, видала ли она когда-нибудь черта.

Оказалось, она черта никогда не видала. И стала мне рассказывать, что черти бывают только в сказках. И что черт — дух, так же как бог, человечьим глазом он невидим, но всегда находится промеж нас.

— По-еврейски ли, по-цыгански говорят, черт, как и господь бог, всякий язык понимает и неотступно за людьми следит, — говорила мать. — Только бог отвернется, а черт тут как тут и сбивает человека на злое дело. Оттого-то на свете бывают и радость и горе, добрые дела и худые.

Такого объяснения мне было, конечно, мало, однако ж с матерью разговоры о чертях я больше не затевал. Мне было ясно, что ничего толком от нее не узнаешь. Да и как она может рассказывать о том, чего сама не видала? Нет уж, никто меня не обманет, будто главный черт это дух, когда я сам сотни раз видал чертенят. Дух… Это же, выходит, вроде — туман, пар… Он же горячий, от него дыхание спирает! Он только в бане! Нет, надобно спросить кого-то постарше. И я с тем же вопросом обратился к бабушке.

— Черт? — переспросила она. — Черта бояться нечего. Он в аду привязанный сидит, на самом дне.

Ага! Это уж совсем другой разговор!

— Бабушка, а ты его видела?

— Вот дурной, да разве я в аду бывала?

Бабушка громко расхохоталась, а потом погладила меня по голове и сказала:

— Погоди, сходим мы с тобой в село, я покажу тебе настоящего черта.

Тут я струхнул не на шутку.

— Как же он отвязался? Ты говорила — на привязи сидит?

— А вот сам посмотришь.

Наш разговор на том и окончился. Но привязанный в аду черт не шел у меня из головы. На самом дне пекла, где, верно, еще темнее, чем в овине, сидит, томится черт. А почему его вовсе не извели? Кто его там привязал?

И однажды я опять спросил бабушку:

— Ты, бабушка, сказала, черт сидит на привязи. Кто ж его привязал?

— Господь бог, кто ж еще.

— Но ведь бог добрый!

— Он добрый с добрым, а черт озорничал. Когда спаситель наш в пустыне постился сорок дней и сорок ночей, явился к нему черт и ну всяко искушать. А спаситель, ты ведь знаешь, сын божий. Вот господь-то на черта за это разгневался. Только встретился ему черт, господь хвать его за ухо и спрашивает, зачем тот его сына искушал. Ну, черт стал господу перечить, слово за слово, и повелел господь двум ангелам упрятать черта в ад и привязать.

— Верно, очень крепкая веревка понадобилась?

— Какая там веревка, милок! Веревка только корову удержит, а не черта. Там цепь тяжеленная, как наша колода, где белье бьют. А все ж и такая цепь наполовину перетерлась. И все оттого, что иные раззявы ножи на стол кладут черенком вперед. Как положат этак нож — на цепи у черта новая зазубрина. Смотри, внучек, никогда не клади нож черенком вперед…

— А когда он вырвется?..

— Кто? Черт? Тогда всем погибель. Он весь мир затопчет, огнем заплюет. Ишь ведь сколько времени злобу копит. Только сидит да рычит.

— И креста не побоится?

Бабушке недосуг было отвечать, но с меня хватило и этого. Теперь я узнал, где живет главный черт и что делает. Бабушкин рассказ я пересказывал себе на свой лад — куда подробнее и увлекательное. Ух, какая у меня получалась встреча бога с чертом! На том место пригнулись леса, раздвинулись тучи. В просвете появились два ангела ростом с высокую ель, в длинных белых одеждах. В золоте и шелках! Они повели черта за собой, как водят медведя. Да, как же это было? Они этого разбойника не думали ни тянуть, ни подгонять, а шли плавной поступью впереди, подняв головы, широко раскрыв голубые свои очи. А черт тащился за ними, как пес, поджавши хвост. И даже слезы лил. У самых ворот ада ангелы передали черта кузнецу. Десятеро дюжих молодцев едва подняли толстенную цепь. Кряхтя и охая, взвалили они цепь черту на правое плечо и под левой подмышкой сковали. Под такой тяжестью черт зашатался и лег. Но в скором времени цепь стала перетираться. Черт это увидел и завопил от радости, даже приплясывать стал вокруг столба, взбрыкивал, вроде теленка, и все силился разорвать цепь. Она держалась, держалась, но потом одно звено сломалось, свернулось крендельком, и черт с жутким воплем помчался на землю. О том, что было дальше, я думать не смел. Дрожа от страха, снова сажал черта на цепь и на этом успокаивался.

Летом мы пошли с бабушкой в село к ее крестнице, а моей крестной.

— Вот нынче я и покажу тебе черта, — сказала бабушка, когда мы подошли к вилитскому сараю.