Белая гардения - [155]
Он не стал тратить время на приветствия, а сразу начал задавать вопросы о Вашей матери, спросил, в каком вагоне она находится. Он явно нервничал и постоянно выглядывал в окна. Он заявил, что у него есть распоряжение снять ее с поезда. Про Вашу мать я тоже знал, мне рассказывали о русской женщине, которая поселила у себя японского генерала. Мне было известно и то, что ее муж погиб, но я ничего не знал о Вашем существовании.
Один из офицеров стал возражать. Он сказал, что на каждого заключенного заведено личное дело и в Советский Союз должны быть доставлены все. Но Тан был непреклонен. Лицо у него покраснело от гнева, и я уже начал думать, что дело дойдет до драки. В конце концов советский офицер уступил, должно быть посчитав, что спорить с китайцами бесполезно и это лишь задерживает поезд. Он накинул шинель и кивком головы пригласил Тана и остальных китайцев следовать за ним.
Вскоре я увидел, что с поезда сходят несколько человек — это были китайцы, а с ними женщина, я полагаю, Ваша мать. Советский офицер вернулся в наш вагон и приказал опустить жалюзи на окнах. Так мы и сделали, но на моем окне нижняя планка жалюзи была поломана, и поэтому я мог наблюдать за тем, что происходило на улице. Мужчины подвели женщину к машине и стали что-то обсуждать. Но тут огни поезда погасли и ночь внезапно разрезал грохот выстрелов. Звуки были ужасными, но наступившая вслед за ними тишина была еще страшнее. Некоторые заключенные начали кричать, требуя, чтобы им объяснили, что происходит, но через несколько секунд поезд тронулся. Я приник к прорехе на жалюзи, но смог различить лишь чье-то тело, скорее всего, тело Вашей матери, на земле.
Анна Викторовна, позвольте мне уверить Вас, что смерть Вашей матери была быстрой и легкой, ее не пытали. Если это сможет Вас утешить, хочу сказать, что в Советском Союзе ей бы пришлось страдать намного больше…
Солнце упало за горизонт, как шар в лузу, и небо потемнело. Ирина перестала читать, губы ее продолжали шевелиться, но беззвучно. Бетти и Розалина стояли у порога и напряженно наблюдали за нами. Как только я посмотрела на них, они поняли все. Бетти, потупив взгляд, схватилась за перила, Розалина опустилась на ступени и обхватила голову руками. Чего же мы ждали? Чего я ждала? Мать была мертва уже много лет. Почему я возомнила, что имею право надеяться? Неужели я действительно верила в то, что когда-нибудь еще увижу ее живой?
Несколько мгновений я не чувствовала ничего. В глубине души затаилась надежда, что сейчас кто-нибудь подойдет и скажет, что это письмо — ошибка, что тогда с поезда сняли другую женщину. Письмо заберут и уничтожат, поскольку оно не соответствует действительности, а я смогу снова жить, как и прежде. Затем, как в одну секунду рушится взорванный дом, эта последняя надежда на лучшее рассыпалась. Боль была такой, что, казалось, еще чуть-чуть и она, вырвавшись наружу, разорвет мое тело пополам. Я прислонилась спиной к стволу сосны. Ирина сделала шаг ко мне, и я, выхватив у нее из рук письмо, разорвала его в клочья и швырнула обрывки в небо. Они белыми снежинками медленно опустились на землю.
— Будь ты проклят! — закричала я, грозя кулаком безрукому человеку, который, скорее всего, уже давно лежал в могиле, но сумел причинить мне боль даже с того света. — Будь проклят!
Ноги подкосились, и я со всего маху упала на плечо. Но боли не было, наоборот, моим глазам открылось изумительное небо с первыми звездами. Мне уже дважды приходилось так падать. Первый раз я упала в тот день, когда встретила Тана после слежки за генералом. Второй раз, когда Дмитрий сказал мне, что любит Амелию.
Надо мной появились лицо Бетти и Розалины.
— Скорее! — закричала Розалина Ирине. — Вызови врача! У нее кровь из горла идет!
Мне представилась мать, как она лежит в каком-то глухом китайском поле, в грязи, лицом вниз, со следами от пуль на груди, как прекрасная шуба, изъеденная молью, и из горла у нее течет кровь.
Говорят, счастье хорошо, а правда лучше. Может, это так, но только не для меня. После письма у меня не осталось надежд, не осталось приятных воспоминаний, в которых можно было бы черпать силу, не осталось веры в то, что когда-нибудь все будет хорошо. И то, что осталось позади, и то, что ждало впереди, прекратило существование вместе с раздавшимися в ночной тишине выстрелами.
Однообразные дни невыносимой летней жары тянулись мучительно медленно.
— Аня, ты должна вставать с постели, — каждый день твердила мне Ирина, но у меня не было желания шевелиться. Я опускала жалюзи и, свернувшись калачиком, неподвижно лежим на кровати. Запах несвежего белья и темнота стали моим миром. Розалина и Бетти приносили еду, но я не могла есть. Помимо того, что у меня не было аппетита, я, упав, прокусила себе язык, и теперь он распух и болел. Даже когда я попробовала арбуз, который они принесли, боль была ужасной. В тот день, когда я получила письмо, Кит так и не пришел. Он появился на следующий день. Остановился на пороге моей комнаты, одним боком повернувшись ко мне, другим — в сторону коридора. В руке пучок блеклых цветов.
— Обними меня, — сказала я, и несколько минут мы сидели обнявшись, хотя оба чувствовали, что ничего душевного нас не связывает.
