Белая гардения - [12]

Мать схватилась за ручку окна и подтянулась повыше, чтобы я смогла увидеть ее лицо. Под глазами у нее пролегли тени, и она казалась измученной, но все равно оставалась очень красивой. Она принялась рассказывать мои любимые истории и запела песенку про грибы, стараясь успокоить меня. Другие люди тоже высовывали из окон руки, чтобы попрощаться с родными и соседями, но солдаты ударами загоняли их обратно. Охранник, который стоял рядом с нами, был очень молод, почти мальчик, с молочно-белой кожей и лучистым взглядом. Должно быть, он пожалел нас, потому что развернулся к нам спиной и отгородил собой от всех остальных, чтобы мы попрощались.

Поезд тронулся. Пока могла, я шла по платформе, обходя людей и ящики и не выпуская руки матери. Мне хотелось не отставать, но поезд стал набирать скорость, и наши руки разъединились. Я видела в окне удаляющегося вагона, что мать отвернулась и закрыла рот кулаком, потому что больше не могла сдерживать рыданий. У меня от слез запекло в глазах, но я усилием воли заставила себя не заморгать и проводила глазами поезд, пока он не скрылся из виду. Чтобы не упасть, я прижалась к фонарному столбу: у меня подкосились ноги, когда я почувствовала, какая пустота образовалась в моей душе. Но невидимая рука поддержала меня. Я услышала голос отца, который обращался ко мне: «Тебе покажется, что ты осталась совсем одна, но это не так. Я пошлю тебе кого-нибудь».

2. Париж Востока

Когда поезд скрылся из виду, наступило затишье, подобное тому, которое обычно бывает между вспышкой молнии и раскатом грома. Мне было страшно повернуться и посмотреть на Тана. Я вдруг представила, как он медленно приближается ко мне, словно паук, подбирающийся к мотыльку, который случайно угодил в паутину. Ему не нужно спешить: добыча уже в ловушке и никуда от него не денется. Он мог насладиться моментом, прежде чем проглотить меня. Советский офицер, вероятно, уже ушел, позабыв о матери и переключив свои мысли на другие проблемы. Я была дочерью полковника белой армии, но от матери, как от работника, было бы намного больше пользы. Идеология служила для него всего лишь прикрытием, и практическая сторона дела была куда важнее. Но Тан рассчитывал на другое. Он руководствовался идеей извращенного правосудия и не собирался отступать до тех пор, пока оно не свершится. Я не знала, как он хотел поступить со мной, но была уверена, что кара, приготовленная для меня, будет долгой и ужасной. Он не согласится просто расстрелять меня или сбросить с крыши. Он говорил: «Я хочу, чтобы ты жила, каждый день осознавая свою вину и вину матери». Возможно, меня ждала та же участь, что и японских девочек в нашем районе, которые не успели вовремя уехать. Коммунисты обрили им головы и продали в китайские бордели, которые обслуживали самое отвратительное отребье: прокаженных со сгнившими носами, мужчин с ужасными венерическими болезнями, у которых уже разложилась половина тела.

Я нервно сглотнула. Прямо передо мной с противоположной платформы трогался другой поезд. Было бы совсем не сложно… даже намного проще, подумала я, глядя на тяжелые колеса и стальные рельсы. Ноги задрожали, я немного подалась вперед, но тут мне вспомнилось лицо отца, и я уже не смогла идти дальше. Краешком глаза я увидела Тана. Он на самом деле неторопливо приближался ко мне. Когда мать увезли, этот человек не успокоился, его глаза казались голодными. Он шел за мной. «Вот и все, — подумала я. — Это конец».

Но тут с громким хлопком в воздух взлетела шутиха, от неожиданности я отпрыгнула в сторону. На перрон вывалилась толпа людей в советской форме. Растерявшись, я замерла на месте и просто смотрела на них. С криками «Ура!» они размахивали красными флагами, били в барабаны и тарелки. Эти люди собрались приветствовать коммунистов, только что приехавших из России. Они маршем двинулись между мной и Таном. Я увидела, как Тан попытался прорватвся через их строй, но толпа увлекла его за собой. Китаец кричал на обступивших его людей, которые все равно ничего не слышали из-за шума и музыки.

— Беги!

Я подняла глаза. Это сказал молодой советский солдат, тот, с лучистым взглядом.

— Беги! Спасайся! — кричал он, подталкивая меня прикладом автомата.

В этот момент кто-то схватил меня за руку и потащил сквозь толпу. Я не могла рассмотреть, кто это был. Меня тянули в самую гущу столпотворения. В нос бил запах пота и пороха. Я повернула голову и через плечо увидела, что Тан тоже пытается пробиться через людской поток. Ему с трудом удавалось продвигаться вперед, но, если бы у него были нормальные руки, он, наверное, уже оказался бы рядом со мной. Однако китаец не успевал отталкивать людей, стоявших у него на пути. Он прокричал что-то молодому солдату, и тот сделал вид, будто бросился за мной, но на самом деле намеренно дал толпе увлечь себя. Меня со всех сторон толкали и били, на руках и плечах уже стали появляться синяки. Впереди, сквозь море мелькающих ног и рук, я увидела машину, дверь которой распахнулась мне навстречу. Когда меня впихнули внутрь, я наконец узнала руку, которая тащила меня. Я вспомнила эти мозоли: Борис.