Белая Бестия - [6]

— Не твоя забота.

— Влюбилась я в тебя. Ха-ха. С первого взгляда. Не веришь? Хочешь, вместе убежим? Убью сейчас этого старика и убежим.

— Иди куда шла.

— К тебе и шла. Никогда еще таких глаз, таких пшеничных волос, таких сладких губ еще не встречала. Люблю. Не веришь?

— Уйди уже. Устал от тебя. Спать хочу.

— А со мной не хочешь? Готова на все. Хочешь, перед тобой прям сейчас разденусь?

Половников ухмыльнулся, прильнул к железной решетке:

— Ну, давай.

Анна хмыкнула, скинула портупею, затем сняла оливковый бекеш.

— Да ты больная, — изумился Половников, когда Белоглазова начала расстегивать гимнастерку.

— Ага, — согласилась Анна.

— Солдат! — крикнул, поднявшись Владимир.

Когда страж появился, попросил немедленно вывести «эту даму». «Твоему начальству расскажу. Вместе со мной расстреляют». «Да ну вас, — вздохнул пожилой солдат, уверенный, что девица пришла к своему возлюбленному. Он и представления не имел, что она командир партизанского отряда. Надо ему то знать? Теперь все сажают — и те, и эти. Горе кругом, несчастье, хоть как-то людям жизнь скрасить. Зачтется.

Опять рассмеявшись, Белоглазова пошла к выходу. По пути сунула служивому полтинник. Тот замялся, но взял.

— Эй, как там тебя… — остановил её штабс-капитан. — Если в самом деле любишь, помоги жизнь сохранить.

Анна быстро вернулась, схватилась за железные прутья:

— Все для этого сделаю. Моим будешь.

Генерал Деникин безмятежно отдыхал в своей комнате, когда к нему ворвалась Белоглазова. За руки сзади ее хватал адъютант командующего поручик Востряков: «Я ей говорю, что Антон Иванович отдыхает, а она и слушать не желает, ваше превосходительство». Генерал несколько смутился, что дама застала его на кровати, да еще в полуразобранном виде — в исподней рубахе, с босыми ногами. Хорошо хоть галифе не успел снять. Ну, девица, ну огонь. Хотел спросить, что ей надобно, но Анна опередила Деникина. Подскочила кровати, схватила генерала за локоть — невиданная вольность в армии.

— Отдайте мне штабс-капитана Половникова! — выпалила она.

— Что? — не понял Деникин. — Извольте изъясниться понятнее, госпожа Белоглазова.

В штабе так пока и не придумали, какое воинское звание присвоить атаманше. Московское училище ведь не закончила, переворот Октябрьский помешал. А потому обращение к ней по чину среди офицеров-добровольцев вызывало затруднение. Между собой они звали просто Бестией. В глаза — госпожа атаман. В это они вкладывали некоторый сарказм и пренебрежение. Баба она и есть баба и не следует ей командовать мужиками.

— Ну тот красный офицер, которого я взяла на шпагу в станице Плоской, брусиловец.

— Помню, — кивнул Деникин, показывая рукой поручику Вострякову, чтобы тот подал ему китель. — Позвольте привести себя в порядок.

Анна отвернулась. Одевшись, генерал сел за стол. Сапог надевать не стал, сунул ноги в просторные валеные тапочки.

— Помню, — повторил генерал. — Так что же вы хотите?

— Полевой суд наверняка приговорит его к расстрелу.

— Возможно, — согласился Деникин. — Зверства сорокинцев невозможно описать словами. Впрочем, вы сами все прекрасно знаете.

— Спасите его, ваше превосходительство, — вдруг взмолилась Анна. — Я что хотите для вас сделаю.

Она опустилась перед командующим на колени, чем напугала и его, и поручика.

— Что вы, встаньте, мадемуазель… тьфу, госпожа Белоглазова. Анна Владимировна, извольте подняться!

Под локти атаманшу подхватил поручик Востряков, но она больно ударила его по рукам.

— Ноги вам целовать буду.

— Да что же это такое…,-поднялся Деникин, сдвинув своим грузным телом круглый стол с закрытыми картами. — Вам-то что за дело до штабс-капитана?

— Люблю его!

— Что? Ах, вот как. Были с ним разве ранее знакомы?

— Нет.

— Когда же тогда успели?

— Не знаю, ваше превосходительство. Сердце как шашкой пронзил. Пощадите его.

Генерал собирался возмутиться, сказать, что здесь армия, а не девичий пансион, где можно предаваться любовным мечтаниям. Но прикусил язык. Сам ведь женился недавно на девице Ксении Чиж, которая младше его аж на 20 лет. Любит её больше всех на свете, готов за нее на все, кроме одного-предать Родину. Сердцу не прикажешь и никакая война его желаниям не помеха.

— Так вы что ж…, - замялся генерал, подбирая нужные слова, — хотите сочетаться узами брака?

— Я готова! — выпалила Анна.

Антон Иванович не смог сдержать улыбки.

— Ну а он, то есть штабс-капитан?

— Куда он денется!

Деникин развел руками, восприняв эти слова по-своему.

— Ну, ежели за ним суд не признает серьезных воинских преступлений, коль он захочет искупить свою вину… свой промах кровью в рядах Добровольческой армии, пожалуй, я замолвлю слово.

— Захочет, ваше превосходительство. Благодарю.

Теперь стражу в винной лавке пришлось дать целый рубль. Штабс-капитан мирно похрапывал в обнимку с бутылью, прислонившись головой к железной решетке. Анна бесцеремонно его растолкала за плечо, ударила сапогом по ржавым прутьям.

Когда Половников раскрыл осоловевшие от вина и сна глаза, рассказала ему о беседе с командующим. «Покайся на суде, Володенька, скажи, что по принуждению вступил в большевистскую армию, собирался вот-вот сбежать к добровольцам, но тебя опередили, взяли в плен». «Не привык врать, — ответил упрямо Половников. — Я офицер. Честь превыше всего. Я уже объяснял вашему начальнику штаба, почему пошел к красным. Генералы страну профукали — в Германскую, потом в Феврале, а теперь освободителей Родины из себя корчат. Смешно. Кто ж им поверит? Только дураки. К таковым себя не причисляю. Красные пока что еще ничего скверного для России не сделали. Вон, мир с немцами подписали. Да, сомнительный. Но если не можешь победить, умей вовремя отступить, чтобы выжить.