Белая Башня (Хроники Паэтты) - [13]

Мне было девять, когда я увидела одну из воспитанниц, которая накануне перенесла пробуждение. Её глазные яблоки были молочно-белыми, будто сваренными. И кричала она так, будто они до сих пор варились в кипятке, хотя после пробуждения прошло уже больше суток. А ещё у одной кости на руках и ногах скрутило дугой в прямом смысле слова. Рассказывают, что самая могущественная из магинь-лирр Дайтелла вообще полностью парализована. Якобы она не может пошевелить вообще ничем – не моргает, не может сглатывать слюну и даже дыхание её поддерживается лишь силой её магии.

– Да в гробу я видал такое могущество!.. – скривился Бин. – Что толку от него, если ты лежишь целыми днями, как бревно?

– Не скажи. Многие отдали бы всё ради этого. Собственно, они всё и отдают. Если по одному мановению твоей мысли расступаются воды в море, если ты читаешь в душах людей всё самое сокровенное, даже если они находятся во многих милях⁶ от тебя…

– Толку-то читать, если сказать об этом ты не можешь… – фыркнул Бин.

– А для чего говорить? Если тебе будет нужно, твой голос громом раздастся в головах тысяч людей. Ты можешь создать огненные письмена прямо в небе, и их увидят миллионы.

– То есть, ты бы тоже так хотела? – посмотрел на лирру Бин.

– Вероятно, нет, – несколько растерянно ответила Мэйлинн. – Понимаешь, никто точно не знает, какие факторы влияют на то, как даются способности магиням, и чем за это они должны платить. Считается, что всё это во власти самой лирры. Каждая имеет какие-то амбиции и хочет стать более или менее сильной магиней. Главное – на что ты готова решиться ради этого. Ну и что ты хочешь получить взамен. Как у нас говорят: «Рушить горы или заборы?». В конечном итоге решаешь, наверное, именно ты. Только вот это решение лежит не в плоскости рассудка, а где-то гораздо-гораздо глубже. Именно поэтому с шести лет нас и готовят к пробуждению. Нам честно показывают все те телесные увечья, которые постигают магинь. Но и демонстрируют возможности, которые они приобретают.

За годы в Наэлирро я видела почти три десятка выпускниц. Конечно, большинство из них отделывается какими-нибудь выпавшими зубами, как Олива, или там чесоткой. Но и магические способности их будут невелики. Так – предсказания на ближайший день, или, к примеру, вызвать дождь над полем… У одной магини после пробуждения загнила грудь. Она покрылась чёрными жилами, а из сосков постоянно сочился гной. Её магические силы будут не в пример сильнее.

В общем, нам показывали обе стороны медали, и дальше уже каждая из нас, где-то в глубинах подсознания, наверное, решала – что же ей ближе. Наиболее сильные и фанатичные уже в шесть лет мечтали стать такими, как Дайтелла. Но говорить, что хочешь и хотеть – не одно и то же. Поэтому за время моего пребывания в Школе никого подобного не возникло, хотя и появилось несколько сильных волшебниц, как я только что сказала.

– Но по тебе не видно никаких изменений… – растерянно проговорил Бин. – Или у тебя ещё… – он покраснел и стушевался.

– У меня уже были лунные кровотечения, если ты об этом. Но… Я не стала магиней. В этом-то всё и дело. Я – первая в истории лирра из Школы Наэлирро, которая не пробудилась, – с отчаяньем воскликнула Мэйлинн и даже закрыла лицо руками.

– Может, ты просто не заметила? – робко, с явной попыткой утешить пробормотал Бин и сделал шаг к лирре с явным желанием если и не обнять, то хотя бы положить руку ей на плечо. Однако Мэйлинн резко отдёрнулась и повернулась к Бину с какой-то даже злостью.

– Не заметила??? Не говори ерунды!!! Что ты можешь об этом знать? Как я могла такое не заметить? Пробуждение сразу чувствуется! – в её глазах вскипели слёзы. Видно, она давно давила в себе эти чувства, но вот они вырвались наружу.

– Прости меня, я идиот! – в полном отчаянии вскричал Бин и глупо остановился, так и не решив, что ему делать дальше – бежать подальше или всё-таки обнять плачущую лирру.

Как не странно, но именно это комичное отчаяние сработало. Мэйлинн вдруг засмеялась сквозь слёзы.

– Ты не идиот, Бин, – тепло сказала она. – Просто ты многого не знаешь.

– Ну да. Но я исправлюсь! – Бин понимал, что несёт чушь, но сейчас он готов был на любую выходку, лишь бы Мэйлинн больше не плакала.

Так они стояли некоторое время – он, заискивающе глядя ей в глаза и, должно быть, пытаясь прочитать в них какие-то инструкции, и она – утирая слёзы широким серым рукавом и смеясь сквозь слёзы.

– Ну пошли, что ли? – шмыгнув носом, спросила Мэйлинн.

– Да, пошли. Прости меня ещё раз, – горячо попросил Бин.

– Да брось ты! Я не сержусь, потому что ты ни в чём не виноват. Это я. Просто до сих пор не было возможности ни с кем об этом поговорить вот так вот, просто… Вот и расклеилась.

– А как же твои подруги? Преподаватели?

– С подругами после этого я не виделась ни разу. Меня тут же поселили в отдельном флигеле. Наверное, чтоб не смущала остальных, – горько добавила лирра. – А преподаватели… Они скорее допрашивали, чем разговаривали. Смотрели на меня, как на какую-нибудь неведомую зверюшку. Я же – феномен! Наверное, дай им волю, они бы и вскрыли меня, чтоб посмотреть, что внутри. Да и вопросы задавали – один ужасней другого. От самых невинных – не выливала ли я эликсиры, вместо того, чтобы принимать их, до, например, вопроса, не было ли у меня соития с кем-либо, или же не было ли у моей матери любовника из числа людей… Представляешь? Задавать такие вопросы двадцатилетней лирре!