Беларуский Донбасс - [21]

Фраза «деды воевали» уже давно стала интернет-мемом, однако в действительности эта историческая отсылка — важный элемент психологии «ополченцев». «Мой дед воевал против фашистов и я всегда им гордился. Теперь я поехал воевать против “фашистов”, чтобы точно так же мною гордились мои внуки», — заявил нам однажды в интервью российский боевик. И несмотря на использование пропагандистского штампа, такое признание говорит о многом. Для постсоветского человека, страдающего от комплекса социальной отчужденности и чувствующего острую потребность в принадлежности к какой-либо группе, борьба с «украинским фашизмом» (пусть и полностью выдуманным) — это возможность избавиться от ощущения собственной психосоциальной неполноценности. В этом смысле целевая аудитория путинской пропаганды ровно та же, что и у любой тоталитарной идеологии — нацизма, коммунизма или исламского терроризма. Перефразируя слова британского бойца Интербригад времен Гражданской войны в Испании Джейсона Гурни, описывающего эффект от коммунистических идей в 1930-х годах, можно сказать: подлинная гениальность путинской пропаганды заключалась в том, чтобы «предложить новый мир, где потерянные, одинокие люди могли обрести важность».

Справедливости ради добавим: не все, кто польстился на этот новый мир, нашли в нем свое место. У кого-то все же хватило критического мышления, чтобы со временем распознать разницу между пропагандистской картинкой и реальностью. Кто-то на своей шкуре ощутил чудовищность этого нового мира. Боевик-россиянин Павел Ш. признавался: «Слишком много там убили людей, которые были мне дороги, и убили их свои же. Их в ЛНР только 7 человек. Даже не хочу рассказывать… Я не хочу больше туда возвращаться, у меня появилось отвращение…»

Глава 5 ДОБРОВОЛЬЦЫ: ОТ МАЙДАНА ДО УКРАИНСКОГО ГРАЖДАНСТВА

События на востоке Украины — это не просто война между Россией и Украиной, это война мировоззрений. Это не война между нациями, не война между украинцами и россиянами. Это война между моделями мышления, между прошлым и будущим. И ярким подтверждением тому есть наличие иностранцев, которые воюют в составе украинских добровольческих батальонов. Среди них есть представители разных стран — шведы, россияне, грузины, беларусы, греки, чеченцы.

Цитата из книги «Добробаты»

По информации беларуских правоохранительных органов, наших соотечественников в рядах боевиков — в несколько раз больше, чем на стороне Украины. Безусловно, отрицать, что со второй половины 2016 года (когда вступили в силу поправки в Уголовный кодекс[38]) участие этих людей в войне противоречит беларускому законодательству, мы не можем. Беларусы в добровольческих батальонах действительно воюют «на территории иностранного государства без полномочий», данных им Беларусью. Но, говоря о них, мы будем употреблять именно термин «доброволец» по следующим причинам:

1) эти люди взяли в руки оружие, чтобы отстоять суверенитет независимой Украины и противостоять российской агрессии, которая представляет угрозу для всего региона. Они занимают сторону конфликта, которая права априори;

2) назвать их «боевиками» нельзя, так как с точки зрения Украины они действуют легально, оказывая помощь законной власти;

3) все наши собеседники, чьи слова приводятся здесь, отправились на Донбасс, не преследуя материальной выгоды. Следовательно, их поступок ничего общего с «наемничеством» не имеет.

Следует подчеркнуть, что все беларусы, воевавшие на украинской стороне, первоначально ехали именно в добровольческие формирования. Материального вознаграждения они там не получали. Когда летом 2016 года президент Петр Порошенко издал указ, дающий право иностранцам проходить службу в Вооруженных силах Украины (ВСУ) по контракту, некоторые бывшие бойцы добробатов вступили в ряды регулярной армии. В таком случае их жалованье не отличалось от жалованья военных-украинцев — эта сумма колеблется в диапазоне 7—10 тысяч гривен (280–400 долларов) в зависимости от специальности. Но нам неизвестно ни об одном гражданине Беларуси, который отправился бы на фронт изначально с целью подписать контракт с ВСУ.

Начиная рассказ о беларуских добровольцах, мы должны перенестись в довоенное время, а именно в Киев конца 2013-го. Первые баррикады, первые горящие покрышки, первые раненые.

«Я был первым беларусом в “Правом секторе”»

Началом силового противостояния на Майдане принято считать 30 ноября 2013 года — ночь, когда спецподразделение «Беркут» разгромило небольшой палаточный лагерь студентов. Десятки получили травмы, кто-то попал в больницы, кто-то в милицейские участки. Применение брутальной силы против безоружной толпы вызвало у людей больший гнев, чем первоначальная причина Евромайдана — отказ Киева от курса на евроинтеграцию. На следующий день на улицы вышло полмиллиона украинцев. 1 декабря протестующие заявили о создании общественной организации «Самооборона Майдана». В «Самооборону» вошли отряды активистов («сотни»), которые взяли на себя обеспечение безопасности участников протеста и охрану де-факто подконтрольной им территории квартала. По данным, приведенным украинской службой «Радио Свобода», изначально было 17 «сотен», каждая из них насчитывала от 70 до 300 человек. Уже к февралю 2014-го количество участников «Самообороны Майдана» достигло 12 тысяч. Руководил организацией Андрей Парубий, на тот момент — депутат от партии «Батькивщина», позже — председатель Верховной Рады. В тот же день, 1 декабря, тогдашний глава МВД Виталий Захарченко извинился за «чрезмерное применение силы» правоохранительными органами, а начальник киевской милиции Валерий Коряк, который, по одной из версий, лично отдавал приказ о разгоне, подал прошение об отставке, но оно не было принято. Несмотря на все попытки властей (включая Виктора Януковича) оправдаться за произошедшее, возмущение протестующих только усиливалось.