Бель Эпок по-американски - [6]

КРИС. Нет. У нас в стране все работают.

ГЕРБЕРТ. Оставь, я тебя прошу.

КРИС. Ну взять тебя, например - ты где учился?

ГЕРБЕРТ. В Оксфорде.

КРИС. Именно. Ну, и что, даром тебе обучение далось? Или пришлось-таки попотеть?

ГЕРБЕРТ. Пришлось, пришлось. Ужасно скучно было. Согласен. Но это не то...

КРИС. A выходцы из бедных семей были у тебя в классе?

ГЕРБЕРТ. Были, a как же. Двое. Один из Лондона, другой из Ливерпуля.

КРИС. Хорошо учились?

ГЕРБЕРТ. Да. В лучших ходили.

КРИС. Это потому, что привычные они были. Им в жизни ничего легко не давалось. От них все и ожидали, что будут они делать с отдачей. Закалка. Для тебя жетруд был совершенно новым делом.

ГЕРБЕРТ. Ну...

КРИС. Я не беру в расчет случаи, когда тебе приходилось изобретать новые способы прятаться от отца в саду после того как ты у него украл сигарету. Это не в счет. Ну, так вот кому было легче в Оксфорде - тебе, сыну миллионера, непривычному и изнеженому, или им - сыновьям заводских рабочих, привычных к труду и даже, может быть, любящих поработать?

ГЕРБЕРТ. Со стороны посмотреть, так им было легче. Только они были не слишком красивые. Видишь ли, я умею очаровывать внешностью. Мне многое сходит с рук. Но те парни были настойчивее, намного.

КРИС. Во-во. Для них это было удовольствие. Для тебя - работа. (С комической многозначительностью). Кроме того, в настоящем мире внешность не достоинство. Во всяком случае, мужская внешность. (Пауза). Видишь ли, нигде не сказано что равенство - это финансовое равенство. Все люди равны но если всем дать одинаковое количество денег, сразу появятся обиженные. Например, если ты родился лентяем и тупицей, никакие деньги не сделают тебя умным и работящим. Всю жизнь будешь обузой всем, и себе тоже - и в этом уже есть элемент неравенства, поскольку ты не сможешь конкурировать с тем парнем из Ливерпуля. A вот при теперешних обстоятельствах, у тебя есть деньги, a у него нет - вот вы и равны, и равенство ваше идеально сбалансировано. Настоящее равенство определяется абсолютным количеством возможностей индивидуума.

ГЕРБЕРТ. С таким умом как у тебя, Горинг, тебе бы в политики. A! Слышу голос Саманты.

КРИС. Она здесь? Я пойду внутрь, пожалуй. Ты кажется в нее влюблен?

ГЕРБЕРТ. Очень. К несчастью, мне нечего ей предложить - кроме, конечно, моей ослепительной внешности.

КРИС. Что ж, бон шанс, как говорят французы.

ГЕРБЕРТ(слегка удивлен). A?

КРИС. Бон шанс. Удачи тебе.

ГЕРБЕРТ. A! Ты имеешь в виду бонне цчанце!

КРИС. Да. Бон шанс. Желаю удачи. Да.

ГЕРБЕРТ. Ага. Окей. Спасибо, Горинг.

Крис уходит направо. Пауза. Слева, входит Саманта.

ГЕРБЕРТ. Любимая!

САМАНТА. A, это ты. Мне показалось, что Крис здесь.

ГЕРБЕРТ. Ты сейчас еще прекраснее чем сегодня утром.

САМАНТА. Герберт, тебе не надоело делать мне комплименты?

ГЕРБЕРТ. Конечно нет! Ах, Саманта, знала бы ты как я тебя люблю. Веришь? Ты знаешь, ты лучше выходи за меня замуж поскорее, a то я скоро с ума сойду. Честно. Ты только представь себе, как мы будем вдвоем смотреться.

САМАНТА. Герберт, прекрати говорить глупости. Ведь сам знаешь, что глупости. В наши дни, брак возможен только между равными.

ГЕРБЕРТ. Так мы и так равные. Ну, я привлекательнее чем многие мужчины. Но ведь и ты красивее других женщин. Вот тебе и равенство.

САМАНТА. Ну, какое равенство? Что ты несешь? Прекрати, пожалуйста.

ГЕРБЕРТ. Слово равенство не означает равенство доходов. Если бы у нас с тобой было одинаковое количество денег, я был бы тебе не ровня, потому что мне нечего бы было твоей красоте противопоставить, поскольку мужская красота ровно ничего не значит. Я не деловой мужчина, не гений. И ума у меня не так уж чтобы много. Так вот, разница наших доходов все это компенсирует и делает нас равными.

САМАНТА (подозрительно). С тобой все в порядке?

ГЕРБЕРТ. Немножко того, с похмелья.... A вообще да, вполне.

САМАНТА. То, что ты сейчас пытался сказать - это как-то даже почти умно. Во всяком случае, остроумно.

ГЕРБЕРТ. Уж не думаешь ли ты что я вообще не способен сказать ничего умного?

САМАНТА. Думаю. В смысле, думала раньше.

ГЕРБЕРТ. Спасибо.

САМАНТА. Кто-то идет. Кажется, твой отец.

ГЕРБЕРТ. Точно. Ну, я пошел. Не хочу чтобы он меня видел в таком виде. Там у них менестрель из Калифорнии петь будет.

САМАНТА. Постой здесь.

ГЕРБЕРТ. Серьезно, хочу послушать. Говорят, забавный.

САМАНТА. Ну, пожалуйста.

ГЕРБЕРТ. Нет, нет. Не хочу с папой говорить. Пока.

Герберт уходит направо.

САМАНТА. Черт!

Входит Уолтер слева.

УОЛТЕР. Здравствуй, дорогая моя. Не ожидал тебя здесь увидеть. Я ведь тебе говорил, чтобы ты пожила пока в Грамерси. И к тебе в субботу собирался.

САМАНТА. Я там не могу больше жить. Соседи разговаривать начали.

УОЛТЕР. Какие еще соседи?

САМАНТА. Ну, вот, женщина с Двадцать Второй улицы.

УОЛТЕР. Старая сплетница! Хорошо, найдем тебе другое место.

САМАНТА. Кроме того, ты же собирался в Бостон. Чего ты здесь делаешь?

УОЛТЕР. Драгоценная моя, я не помню такого, чтобы слежка за мной входила в условия нашего договора.

САМАНТА. Ой, не бойся так. Я свое место знаю хорошо. Просто не нужно мне врать, не нужно делать вид, что я играю какую-то роль в твоей личной жизни кроме раза в неделю в постели. Не следует вешать мне на нос свои отвратительные домашние заботы. У куртизанки должны быть свои преимущества компенсация за все то, что ей приходится терпеть. Ты вполне мог мне сказать, что едешь в Ньюпорт поразвлечся светскими разговорами, поглядеть крестьянкам под юбки - я знаю все твои привычки. Да и вообще можно было ничего не говорить.