Бегущий за ветром - [85]

— Закурите? — спросил Эндрюс глубоким баритоном, удивительным для такой тщедушной фигурки.

— Нет, благодарю.

На Сохраба едва взглянул. На меня и вовсе старается не смотреть. К чему бы это?

Эндрюс достал из ящика стола початую пачку сигарет и щелкнул зажигалкой. Намазал руки лосьоном (баночка явилась из того же ящика). С зажатой в зубах сигаретой посмотрел на помидорный куст. Закрыл ящик и выдохнул дым.

— Ну что же, — глаза его сощурились, — рассказывайте.

Я почувствовал себя как Жан Вальжан перед инспектором Жавером.[49] Пришлось напомнить самому себе, что я на американской земле, что этот господин — не противник мне, а союзник и что помогать людям вроде меня — его работа.

— Я намерен усыновить этого мальчика и увезти с собой в Штаты.

— Рассказывайте, — повторил он, аккуратно стряхивая пепел в мусорную корзину.

Я изложил ему версию, которая созрела у меня в голове, пока я разговаривал с Сораей. В Афганистан я прибыл, чтобы разыскать сына моего сводного брата. Мальчик проживал в детском доме в ужасающих условиях. Я заплатил директору энную сумму и забрал племянника. И вот мы в Пакистане.

— Вы приходитесь ребенку дядей?

— Да.

Эндрюс взглянул на часы, протянул руку и повернул горшок с помидорами.

— Кто-нибудь может удостоверить этот факт?

— Да. Только я не знаю, где этот человек сейчас.

Чиновник повернулся ко мне и кивнул. Лицо его ничего не выражало.

Он хоть в покер-то играет своими нежными ручками?

— Челюсть у вас закована в металл, как я предполагаю, вовсе не потому, что так велит мода?

Да, Сохраб, вляпались мы с тобой.

— В Пешаваре на меня напали грабители.

— Я так и думал. — Он откашлялся. — Вы мусульманин?

— Да.

— Практикующий?

— Да.

По правде говоря, последний раз я молился Аллаху, когда доктор Амани сказал, что прогноз у Бабы неблагоприятный. И молитвы вспомнились сами собой, не зря в школе зубрил.

— Хотя в вашем положении это не так уж и важно. — Он провел рукой по безукоризненно уложенным волосам.

— Что вы имеете в виду?

Я взял Сохраба за руку. Мальчик вопросительно смотрел то на меня, то на чиновника.

— Ответ получится очень длинным. Можно для начала дать вам краткий совет?

— Слушаю вас.

Эндрюс затушил сигарету и сморщился.

— Откажитесь от этой затеи.

— Простите?

— Не подавайте заявления об усыновлении. Ничего не выйдет. Вот вам мой совет.

— Принято к сведению, — мрачно сказал я. — Может, объясните почему?

— Значит, вам понадобился длинный ответ, — бесстрастно произнес Эндрюс и сдвинул руки вместе, будто собираясь пасть на колени перед образом Девы Марии. — Предположим, все в вашем рассказе правда, хотя даю голову на отсечение, вы кое о чем умолчали. А кое-что добавили. Но не это важно. Вы здесь, он тоже здесь, все остальное побоку. Так вот, ваше заявление столкнется с серьезными препятствиями. Начать с того, что этот ребенок — не сирота.

— А кто же он тогда?

— С юридической точки зрения он сиротой не является.

— Его родителей расстреляли прямо на улице. Соседи это видели.

Хорошо еще, Сохраб не понимает по-английски!

— У вас имеется свидетельство о смерти?

— О смерти? Это в Афганистане-то? Там у большинства населения нет свидетельств о рождении.

Глаза у чиновника так стеклянными и остались.

— Сэр, не я составляю законы. Как бы вы ни возмущались, вам придется доказывать, что его родители умерли. Мальчик должен быть официально признан сиротой.

— Но…

— Я еще не закончил. Ведь вам нужен длинный ответ. Следующая сложность — взаимодействие с властями страны, где ребенок родился. Это и вообще не просто, а если речь идет об Афганистане — тем более. Американского посольства в Кабуле нет. Это очень затрудняет дело. Вопрос становится почти неразрешимым.

— Так что же мне делать? Выкинуть мальчика на улицу?

— Я этого не говорил.

— Его изнасиловали. — Мне вспомнились колокольчики и подведенные глаза.

— Очень сожалею. — Полнейшее равнодушие, словно про погоду говорит. — Но для Службы иммиграции и натурализации это не повод для выдачи молодому человеку визы.

— Что вы хотите этим сказать?

— Если желаете как-то помочь своей родине, переведите деньги какой-нибудь достойной благотворительной организации. Или идите добровольцем в обслугу лагеря беженцев. Но в данный конкретный момент мы не рекомендуем гражданам США усыновлять афганских детей.

— Идем, Сохраб, — сказал я на фарси и поднялся с места.

Мальчик скользнул ко мне и прижался головой к моему бедру. На фото Хасан с сыном стояли в такой же позе.

— Можно еще вопрос, мистер Эндрюс?

— Слушаю.

— У вас есть дети?

Сощурился. Моргнул. Впервые за все время.

— Так есть или нет? Вопрос очень простой.

Молчание.

— Так я и думал. На вашем месте должен сидеть человек, который понимает, каково это — хотеть ребенка.

Я направился к выходу, Сохраб за мной.

— А вам можно задать вопрос? — ожил Эндрюс.

— Валяйте.

— Вы успели пообещать мальчику, что возьмете его с собой в Америку?

— И что, если успел?

Он покачал головой:

— Давать обещания детям — дело опасное. — Вздохнул и опять открыл ящик стола. — Так вы не отступитесь?

— Не отступлюсь.

Эндрюс протянул мне визитку:

— Тогда советую обратиться к хорошему адвокату по делам иммиграции. Омар Фейсал работает здесь, в Исламабаде. Скажите, что вы от меня.