Бегущие по ветрам - [83]

— Не тебе решать, с кем ей быть! Сам же говорил, что она тебе не жена!

— Она решает сама, — пожал плечами ирб. — Как видишь, она не хочет оставаться в твоей деревне.

— Как это не хочет? — Старец выпучил глаза.

— Так это. Не хочет, и все тут. А что поделаешь, сердцу не прикажешь!

— Да что ты городишь? — Старец весь раскраснелся от нестерпимого гнева.

— Да ты…

— А что я такого сказал?

— Она же баба! Девка, понимаешь? А что может решать девка? По-моему, ничего. Ежели она не твоя, то значит ничья. А теперь — наша!

— Она не ваша.

Серые глаза Торы вспыхнули гневом. Она сжала маленькие кулачки, взгляд казался подобным страшной молнии.

— Кто дал тебе право так говорить о женщинах? — спросила Тора. — Кто!?

— Молчи! — завизжал старик. — Тебе вообще никто не дал право даже рот открывать!

— Это еще почему?

— Ты баба! А бабе боги рот придумали только для того, чтобы она могла им жрать! Но уж никак не для того, чтобы болтать!

Девушка громко рассмеялась, произнесла брезгливо:

— Ничтожество. А зачем тогда язык?

— Что? — засопел старик.

— В моей стране таких как ты убивают сразу. Считается, что такие не достойны даже пыток, поэтому их убивают в спину.

— В спину бьют только трусы!

— Нет. В спину бьют трусов! В спину бьют тех, кто не достоин большего.

Видя как разъярился старец, Мерко понял, что пора уезжать. Он несильно ударил старика сапогом по рукам, чтобы тот отпустил поводья. Старец отпустил, и они с Торой двинулись в направлении леса.

Деревню они покинули без особых сложностей. Мерко ожидал, что так просто не отпустят, думал, что полезут драться, но ничего подобного не случилось. Только покричали чего-то в след, подростки кинули несколько камней, и этим все ограничилось.

Тора ехала обиженная до крайности. Теперь совсем уже не говорила ни одного слова и даже не смотрела в сторону Мерко. Держалась подальше, так что ирб даже не слышал топота ее жеребца.

Мерко чувствовал себя дураком. Ему было жаль бедную девушку. Он сам не понимал, как это в голову взбрела такая ужасная идея. Он начал говорить, что она ему чужая, что она ему не жена. Будто действительно она для него ровным счетом ничего не значит. Теперь она, наверное, рассердиться на него… а может… Он хорошо помнил, как относится Тора ко всем мужчинам, но по отношению к себе даже сейчас, когда он ее обидел, ирб не замечал ее злости. То, что она испытывала к нему, было воплощение полностью женственных чувств, а не мужских, как это было с остальными, например, с тем наглецом, что привязался к ней в корчме.

Тем временем стемнело. Солнце скрылось. На севере сверкала, там была сильная гроза. Они остановились, и Мерко развел костер. Молчание все еще продолжалось и угрожало продолжаться еще очень долго. Мерко сходил в чащу леса и добыл зайца, Тора, как ни странно, молча взялась разделывать тушку.

Как только поели, улеглись спать. Насыпали сухой травы, расстелили шкуры. Тора лежала рядом, и Мерко чувствовал ее сбивчивое дыхание. Глаза были закрыты, но он знал, что она не спит. Как странно, думал Мерко. Как много сложного в этом мире. И в то же время, он был счастлив, что теперь может сколько угодно смотреть ей в лицо. Хоть всю ночь. Несмотря на все горести, он так желал этого всем сердцем. Он так долго этого ждал. Он так долго ждал возможности просто заглянуть ей в лицо. Заглянуть без страха, не украдкой, а рассмотреть как следует, по-настоящему.

Потом она заснула. Мерко запросто определил это. Тогда решил засыпать и он. И заснул. А когда вдруг неожиданно проснулся ночью, то почувствовал, что она прижимается к нему всем телом. Он понимал, что это во сне, ей просто холодно и она тянется к теплу, но… ему было очень… очень хорошо.

XXXVII

Заросли гигантской крапивы скоро закончились, дорога пошла вверх, лес постепенно стал гуще. Идти было теперь намного легче, ведь почва под ногами стала твердой. В темноте мало кто мог разобрать, куда Турифей ведет ирбийский караван, но ирбы сейчас настолько устали, что большинству из них было уже все равно.

— Мы уже почти рядом, — сказал Волшебник неожиданно.

— Правда? — Земель не мог поверить.

— Поднимемся на этот холм и посмотрим!

Караван на некоторое время остановился. Турифей, Земель, Войдан и Ниакар поспешили вскарабкаться на высокое взгорье, чтобы оттуда обозреть округу. Когда были уже наверху, и черная гладь Лапринской долины почти полностью подчинялась их взорам, Волшебник вытянул руку и показал пальцем в темноту ночной дали.

— Я ничего не вижу, — пожал плечами вождь.

— Я тоже, — кивнул Войдан.

— Тише, — шепнул Волшебник. — Дождитесь молнии.

Трое ждали, затаив дыхание. Когда же угольный небосвод разрезала дерзкая извилистая слепящая глаза трещина, они увидели наконец то, о чем говорил Турифей.

Впереди, меж гладью голубых верхушек тревожно спящих сосен и все еще бушующей вдали стихией, высился огромный холм, а на нем, освященный светом молнии, возвышался дивный гиритийский город.

Рис 34: Турифей указывает в даль. Земель, Войдан и Ниакар видят над лесами во вспышке молнии чудесный город на высоком холме

Еще только перевалило заполночь, когда ирбийский караван уже был у подножия холма. Вверху, за высокой каменной стеной, высились с десяток грандиозных детинцев с разноцветными куполами, оконцами, где в некоторых горел тусклый свет. В небе все еще сверкало, и во время особенно ярких всплесков на крепости видны были очертания огромных катапульт, между которыми, точно тени, мелькали силуэты дозорных лучников, расхаживающих по стене туда-сюда, вглядывающихся вдаль.