Бегство (Ветка Палестины - 3) - [45]

Шрифт
Интервал

- Значит, всем уходить? - с досадой спросил Сэм. - А кто-то не желает. Посчастливилось, получил работу...

- Тут таких борцов навалом. Стоит за правду, обличает власть... пока работа не подвернулась. И... поминай как звали. На демонстрацию экологов и то не дозовешься... Впрочем, существует и такая тенденция: уходить, оставаясь на месте. Лично я вступлю в комитет "ВОЗВРАЩЕНИЕ". Уйду сам, и уведу столько евреев, сколько смогу.

- Куда?! - воскликнула Линда, которая поначалу приняла обнаженного до пояса Евсея с его искуссно подстриженной курчавой бородкой за фатоватого культуриста, - терпеть их не могла, теперь она была оглушена и его мыслями и его решимостью.

- Куда? - воскликнул, вслед за ней, и Сэм.

- Хороший вопрос. Возможно, мы попросим политического убежища. Все и сразу.

- В Израиле не убивают. Значит, и политическое убежище просить невозможно.

- Убивают талант, убивают культуру, растирают в порошок личность. Случается, уничтожают и физически - ножами, гранатами.

- Понимаю, арабские террористы.

- Верно! Но ни командование Цахала, ни правительственные чины за это ответственности не несут. На улице зарезали женщину из России. Ни у кого даже мысли не появилась, что кто-то должен поплатиться своей хлебной должностью. Мы не только, как специалисты, беззащитны здесь, но, случается, и как евреи. Словом, нас облапошили, закрепостили отработанными методами. Есть в стране банк "Идут". Там дежурят молодицы с молотами, сбивают кандалы. Пока не расплатишься за этапирование в Израиль, кандалы не собьют, греми своим железом и не ной. Через три года раскандалят. Я и не ною, как видите. Многие мои знакомые "ложатся на дно". Ждут своего 1861 года, по их выражению. Я постараюсь откупиться от "крепости" раньше. И тут же рвану прочь от обманной фирмы Шамир, Перес и Ко. Куда? Куда глаза глядят!

Тут заглянул на кухню высокий старик в роговых очках - второй уборщик. Он уже сбросил синюю мешковатую униформу и помылся. Корреспондент встал и, сердечно поблагодарив за интересное интервью инженера Рассея Трубашник, как он его назвал, обратился к вошедшему. Кухня стала заполняться олим, вернувшимися после встречи с Довом. Появился и Эли, который записывал людей в амуту. Старик в роговых очках поняв, что в этом гомоне ни о чем не поговоришь, предложил уединиться для беседы в его комнате. Он-то и был профессором, доктором наук, о котором то и дело вспоминал сегодня Сэм, находившийся под впечатлением статьи Саши Казака и разговора с Евсеем Трубашником. Представясь, Сэм спросил профессора, возможно ли, что человек в СССР был аполитичным и законопослушным, притерпелся к ограничениям и неволе, а здесь стал воинственно-независимым и агрессивным? Как это по русски говорят? До кончика ногтя политичным... Реальна ли такая метаморфоза на взгляд ученого?

- Вполне реальна! - твердо, без обиняков, ответил ученый.

-Извините, уважаемый профессор, я уточняю вопрос? В Израиль за последние два года прибыло четыреста тысяч вполне аполитичных граждан. Приедут еще, по крайней мере, миллион подобных, простите за неологизм, хомо-советикус, которые всю жизнь бездумно голосовали за что угодно. Как и их русские господа. Возможно ли, чтоб однажды все они проснулись политическими борцами? И стали угрозой существующей в Израиле системе? Правительству? Реально это?

- Вас интересует точка зрения психолога? Тогда позвольте повторить: вполне реально. Это уже происходит. В частности, здесь, в этом сохнутовском отеле...

- Если вас не затруднит, господин... простите, ваше имя? Аврамий Иосифович Шор? Я правильно записал спеллинг? Не могли бы вы научно обосновать, доктор Аврамий Шор, свою позицию, предвещающую глобальные перемены, а, возможно, и социальный взрыв в Израиле?..

Глава 9. "ЭЙЗЕ ГИЛ, ДОКТОР?"

В номере профессора Шора пахло куриным супом и валерианкой. Цветными аптечными бутылочками был уставлен подоконник. Какие-то сосуды стояли по углам, на полу, усиливая ощущение тесноты и беспорядка. У Аврамия от длительной прогулки с метлой разгорелись щеки. Чисто выбритый, энергичный, в застиранной косоворотке с засученными рукавами, он не производил впечатление человека болезненного или неряхи. Сэм взглянул на захламленный подоконник, на профессора, который хоть и бормотал с независимым видом: "В тесноте, да не в обиде", но, казалось, несколько стыдился своего убогого жилища. И потому, смахнув крошки со столика и усадив за него гостей, принялся за свой рассказ без промедления, с нарочитой шутливостью:

- Я дико извиняюсь, конечно... Мои соседи по отелю расколдовались, точнее не скажешь о том, что с ними произошло. Слово "расколдовались" восходит к ведомству ведьм с Брокена и советских шаманов. Попытаюсь перевести его в научные категории... - Начав с обычной для него иронии, он вдруг почувствовал, что сильно, до сердцебиения, волнуется, и обрадовался своему полузабытому рабочему чувству ученого, которому предстоит убедить слушателей в точности и полноте своих исследований.

-...И в Ленинграде, в Университете, и в московском НИИ, -всюду не раз я наблюдал, как многие мои знакомые небрежно отбрасывали, порой даже не читая, книги и брошюры из-за "бугра". К примеру, брошюры НТС, хотя в них не было никакой крамолы: НТС не призывал даже переименовывать Ленинград в Санкт-Петербург, писал лишь о разрушении города, как архитектурного памятника... Почему же горожане с двойным "верхним" образованием, понимавшие, что каждое слово в этой книжице святая правда, от этой правды высокомерно отворачивались? Парадокс? Увы, нет. Я понял, что возможность восприятия у многих блокирована страхом, постоянным шельмованием "антисоветчиков". Я стал свидетелем того, что Бердяев называл "суженным сознанием" - факты, идущие вразрез с привычными представлениями, вызывали чувства, холодящие спину и блокирующие восприятие информации. Люди предпочитали видеть то, что им внушали. В Израиле страх стал исчезать, и они расколдовались. Процесс этот идет, как в реторте алхимика, мечтающего превратить медяшку в золото, - у всех на виду, открыто. Только с иным, положительным результатом. Некоторые впали в состояние прямо противоположное прошлому, - самые отъявленные бунтари появляются из среды каменно-правоверной. Этот процесс поразил меня.


Еще от автора Григорий Цезаревич Свирский
На лобном месте. Литература нравственного сопротивления, 1946-1986

Григорий Свирский восстанавливает истинную картину литературной жизни России послевоенных летНаписанная в жанре эссе, книга представляет собой не только литературный, но и жизненный срез целой эпохи.Читатель найдет здесь портреты писателей — птиц ловчих, убивавших, по наводке властей, писателей — птиц певчих. Портреты литераторов истерических юдофобов.Первое лондонское издание 1979 г., переведенное на главные европейские языки, стало настольной книгой во всех университетах Европы и Америки, интересующихся судьбой России.


Штрафники

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мать и мачеха

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ленинский тупик

В предлагаемом ныне первом бесцензурном издании возвращены на свои места размышления писателя, возмущавшие самоуправную власть, а так же «запретные» в те годы имена «веселого путаника» Никиты Хрущева и мрачных генералов КГБ, вершивших судьбами и самой жизнью героев этой книги.Отложенные редактором до лучших времен три странички, конечно, тоже поставлены. Какие? Читатель, надеюсь, и сам поймет. Не маленький он у нас, читатель.


Полярная трагедия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Анастасия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Дикие рассказы

Сборник рассказов болгарского писателя Николая Хайтова (1919–2002). Некоторые из рассказов сборника были экранизированы («Времена молодецкие», «Дерево без корней», «Испытание», «Ибрям-Али», «Дервишево семя»). Сборник неоднократно переиздавался как в Болгарии, так и за ее пределами. Перевод второго издания, 1969 года.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.