Бегство от запаха свечей - [119]

Женщина, сидевшая напротив, ехала в гости к сыну. Она пыталась вступить в разговор со всеми по очереди, а в Бжеге встретила знакомую и совсем повеселела.

– Мы ведь из одной деревни. Правда, ты городская теперь. А знаешь, Меланья, у нас электричество провели. Уже скоро год. Что творилось – передать невозможно. Когда подключать стали, Садыха в лес убежала. Теперь, говорит, в каждом доме нечистая сила завелась. И сама так до сих пор керосин и жжет. Уж ее все уговаривали, сам староста к ней ходил, да ведь баба дура, а от дурости пока еще лекарства не придумали.

Вот, наконец, и Вроцлав. Перроны и здание вокзала ремонтируются. Вскоре наступит день, когда красивый вроцлавский вокзал восстановят полностью, и пассажиры на перронах не будут мокнуть под дождем. Я в этом не сомневалась. Здесь действительно шла непрерывная работа. Город изо дня в день залечивал военные раны.

Мама встретила меня спокойно.

– Не пугайся, ничего страшного не случилось. Тебе пришла повестка из прокуратуры. Когда ее принесли, я расписалась, а только потом распечатала и прочла. Если б я знала, в чем дело, сказала бы, что ты в отъезде. Тебя вызывают в военную прокуратуру. Завтра утром.

Я расстроилась. Что нужно от меня военному прокурору? Черт бы побрал все это! Видно, мне уже нигде и никогда не будет покоя. Прямо жить не хочется.

Здание военной прокуратуры находилось рядом с управлением госбезопасности. Здесь, как и там, меня сразу же охватил страх и робость.

Я надела свое лучшее летнее платье, белое в синий горошек, с нарядной синей отделкой, туфли на высоком каблуке.

Разыскивая нужную комнату в этом мрачном здании, я бессознательно шла на цыпочках – меня пугал стук собственных каблуков.

Дважды сверив номер комнаты, указанный в повестке, с номером на двери, я взглянула на часы. До назначенного срока оставалось пятнадцать минут. Они тянулись бесконечно. Когда я, наконец, вошла в комнату и протянула повестку, меня попросили вернуться в коридор и ждать вызова.

Я села на скамейку у стены. В коридоре было очень оживленно. Люди суетились, бегали с озабоченным видом. То и дело проходили группы арестованных в сопровождении конвоиров.

Адвокаты в тогах держали себя уверенно и торжественно. Нетрудно было определить, с кем они здороваются, проходя мимо. Высокомерный кивок – без сомнения, ответ на приветствие назойливого посетителя. А этот уважительный поклон явно адресован прокурору или судье.

Было что-то еще в атмосфере этого коридора. Что-то неповторимое. Здесь люди смотрели друг на друга так, словно пытались по лицу угадать, какое кто совершил преступление.

Я ждала уже полчаса, когда ко мне вдруг подсел незнакомый молодой человек.

– Вы на допрос? – спросил он, испытующе глядя на меня. Мне он явно не понравился. У него была не внушающая доверия внешность героя-любовника из скверного довоенного фильма.

– Не знаю.

– Повестка у вас есть? – продолжал незнакомец деловым тоном. – Можно узнать по повестке. Там номер, а рядом буква. Если «С» – то свидетель, если «О» – обвиняемый. Я в этом разбираюсь – у меня тут связи.

Я инстинктивно отстранилась.

– Не бойтесь, девушка. Я могу быть вам полезен. Обычно это стоит денег, но такой красотке можно и даром оказать услугу.

– Я не боюсь. И благодарю вас. Мне ничего не угрожает, и следовательно, ваша помощь не нужна.

– Тогда давайте просто пойдем куда-нибудь вместе вечерком? Поужинаем, потанцуем. Надо ведь поразвлечься.

– Очень жаль, но у меня ревнивый муж. Кстати, я его жду здесь с минуты на минуту. Уходите!

– Это вы бросьте, меня на мякине не проведешь. Ревнивый муж! А где обручальное кольцо?

– Продала. Деньги нужны на адвоката. Ясно?

– Дубинская, на допрос! – позвал дежурный, выглянув из комнаты. Все головы повернулись в мою сторону. Кусок коридора, отделяющий меня от двери, я прошла как под перекрестным огнем.

– Садитесь! Ваши документы? – сказал поручик, сидевший за столом. Он был похож на Фронтчака, только намного моложе.

– Начнем с анкетных данных. Прошу отвечать не спеша, четко и ясно. Фамилия? Имя? Год рождения?

– Дубинская Катажина… – как отвечать, я знала. Напрактиковалась в управлении госбезопасности.

– Ну, с анкетой покончено. – Поручик взял в руку небольшой листок бумаги, прочитал его и спросил: – Почему вы уехали из Львова?

– Так хотела моя мама. Мне тогда было шестнадцать лет, и моего мнения не спрашивали.

– Откуда у вас был велосипед во время оккупации?

– Велосипед? У меня в жизни не было своего велосипеда. Кататься мне случалось иногда, но на велосипедах моих подруг.

– В каких отношениях вы были с Каролем Мигдаловским и когда вы с ним познакомились?

– Я не знакома с Каролем Мигдаловским. И никогда не слышала такой фамилии.

– Ведь в управлении госбезопасности вам устроили очную ставку.

– Ах, тот гражданин! Я его тогда увидела впервые в жизни.

Вопросы и ответы здесь были почти те же, что в управлении госбезопасности. Но тут никто не кричал. Принимали к сведению мой ответ и больше к этому не возвращались.

– Есть ли у вас знакомые, которые могут подтвердить, что вы относитесь положительно к нашему государственному строю?

– Не знаю. С некоторых пор я вообще ничего не знаю. Может быть, вы скажете мне все-таки, в чем дело, почему я здесь?