Бегство от Франка - [9]

Полицейский повторял всем, кто мог его слышать, что надо погасить факелы до того, как шествие подойдет к площади перед университетом. Я послушно воткнула свой факел в грязный, обледенелый сугроб. Многие проделали это до меня. Сугроб превратился в пылающую ледяную глыбу. Некоторые воткнули между факелами цветы и послания.

Я зашла в кафе погреться. Встала у бара, потому что свободных мест не было. Из открытой бутылки мне налили кислого красного вина. Дверь то и дело распахивалась, и из нее сильно дуло. По кривому медному канделябру стекал стеарин. Молодые официанты, когда у них было время, стояли и судачили между собой. Никто из них не удостоил канделябр даже взглядом. Меня это удручало.

Никто не заботится о том, что ему не принадлежит. Этот канделябр принадлежал всем, и потому никто не нес за него ответственности. Наверное, именно поэтому коммунизм и отправился ко всем чертям. А те немногие, которые что-то имели, заботились только о том, чтобы заполучить еще больше.

Она выросла передо мной совершенно неожиданно. Не сняв вязаной шапки и перчаток, она пила из бокала. Куртка на ней была до смешного тонкая. И короткая. Чудная некрасивая юбка доходила чуть не до пола. Была она не молодая, но и не старая. Неопределенного возраста.

— У тебя нет жвачки? — спросила она почти дерзко и протянула руку, готовая схватить у меня жвачку.

— Увы, — ответила я.

— Ты участвовала в демонстрации? — неожиданно спросила она.

— Да.

— Здорово. Правда?

— Да, очень.

Она сняла перчатки, потом спросила:

— Ты была одна?

— Я договорилась с другом, но что-то ему помешало.

— Вот как? Думаешь, он забыл?

Я промолчала. Ей-то что за дело, с кем я была на демонстрации?

— Думаешь, наше факельное шествие поможет? — спросила она.

— Что-то ведь надо делать.

— Может, лучше было бы повесить этих бандитов за уши, чтобы они испытали на себе свои методы?

— Разве мы не пытаемся построить цивилизованное общество? Наказание не должно превращаться в месть. Надо заставить их понять, что они делают. Только так они смогут стать лучше.

— Черта с два! Сколько несчастных должно еще погибнуть, прежде чем люди перестанут верить, будто бандитов можно исправить?

— Не знаю, — буркнула я.

— Вот видишь!

Без всякого стеснения она вытерла нос тыльной стороной ладони. Как ребенок. Вот тут-то я и узнала ее. Мне стало неприятно. По правилам мы должны были встречаться наедине. А теперь она словно проткнула меня насквозь. Мои внутренности вывалились на грязный пол. Я была куклой, набитой опилками. Мне удалось незаметно оглядеть кафе, на нас никто не смотрел.

— В то утро ты начала писать свою книгу, верно? — вдруг спросила она.

Я вздрогнула. Странный вопрос. Слова отдались эхом в моей голове. Но это было не свободное горное эхо, оно было будто заперто в ангаре или подвале.

— Почему ты так решила?

— Ведь ты Санне Свеннсен! Вот здорово!

Когда она произнесла мое имя, у меня потемнело в глазах.

— Я читала твою последнюю книгу. В общем мне книга понравилась, только не главная героиня. Она такая скучная. Слишком приличная, такие мне не по вкусу. Знаю-знаю, люди именно так и живут, но все равно… Нет, конечно, это правильная книга, во всех отношениях правильная.

— Правильная?

— Да, ведь она говорит правду.

— Это все вымысел.

— Какая разница! Твоя книга такой же вымысел, как мы с тобой.

— Что ты имеешь в виду?

Она надменно смотрела поверх моей головы, потом пожала плечами.

— Ничего. Забудь об этом! — неожиданно злобно сказала она, словно я хотела ее обидеть.

— Это большая разница… — неуверенно начала я.

— Забудь об этом! Теперь ты пытаешься писать о Франке. Навсегда соединить его с собой. Вымысел или нет. Ты хочешь заполучить его целиком. Без его ведома!

Неожиданно она сползла с высокого табурета и исчезла. На столе остались ее перчатки. Черные, на серой подкладке. Я еще недолго посидела в кафе, потом взяла перчатки и вышла на мороз.

Франк

Когда я вернулась домой, у меня на мобильнике было сообщение от Франка. Голос у него был взволнованный. Он считал, что мы с ним условились встретиться. Я задумалась. Где бы он мог сейчас быть? Если дома, то мне вряд ли стоит туда звонить. И все-таки я набрала его номер.

— Почему ты пропала? Я тебе звонил, но тебя не было дома.

— Я была на демонстрации.

— Разве мы не должны были встретиться?

Я почувствовала что-то вроде укора совести, но это быстро прошло.

— Я видела вас в пятницу. Ты привел ее в наше кафе.

— Санне! Перестань! Ведь она моя жена!

Я слышала, что он ждет моего ответа, но молчала.

— Санне? Ты меня слышишь?

— Да.

— Это все глупости. Давай лучше встретимся!

— Когда? Сегодня вечером?

— Нет, завтра. После работы. В пять часов.

— Нет.

— Почему?

— У меня встреча.

— Не будь ребенком. Никакой встречи у тебя нет. Ты просто злишься, что на твою книгу не обратили внимания. И злишься уже давно. Только не надо вымещать это на мне.

— Я сейчас положу трубку. — Казалось, я нашла верный выход, но он грозил пустотой. И тем не менее, когда Франк не сдался, я именно так и поступила.

Не успела я открыть дверь, как Франк проскользнул в нее. Такая уж у него была привычка. Он никогда не останавливался на пороге, чтобы взглянуть на меня или улыбнуться. Он ничего не делал, пока не войдет в квартиру и не закроет за собой дверь, отгородив нас от остального мира. Тогда он бросал все, что держал в руках, и обнимал меня. От него пахло смесью дорогого крема после бритья, стирального порошка и того, что он приносил с собой из своей антикварной лавки. Ведь он обычно приходил ко мне сразу после работы.