Бегство от Франка - [13]

Он уже почти оделся. Я пила маленькими глотками вино и смотрела на него. Наверное, это его злило, потому что он отвернулся, и, когда с одеждой было покончено, вышел в ванную и закрыл за собой дверь. Я воспользовалась этим, и кровать снова превратилась в диван. Потом я подлила себе вина. Только себе. Ведь он собирался уходить.

Из ванны Франк вернулся другим. Словно никакого разговора и не было. Словно наше соитие было единственным, что тут произошло. Он что-то шептал мне на ухо и гладил меня так, будто речь шла о жизни и смерти. И это было недалеко от истины.

— После Пасхи я лечу в Нью-Йорк. Можешь поехать со мной, — как бы невзначай сказал он. Слишком невзначай.

— Ты это серьезно?

— Конечно, серьезно, иначе я бы ничего не сказал.

— Зачем ты летишь в Нью-Йорк?

— По делам.

— Американский антиквариат? — изумилась я.

— Я приглашаю тебя в США, а ты начинаешь выяснять, зачем я туда лечу. По-моему, это немного странно. — Он засмеялся.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — смущенно сказала я.

— Ты и не обидела. Ничуть. Нам там будет хорошо.

Он уже собрался уходить. Я смахнула капельку пота у него с верхней губы. В комнате было совсем не жарко.

— Я счастлива. О такой поездке можно только мечтать! — сказала я и тут же увидела перед собой полки в книжном магазине «Танум» с путеводителями по Нью-Йорку. Все я, конечно, купить не смогу. Но штуки две…

Мечта о Нью-Йорке

Пока зима ослабляла свою хватку и постепенно набирала силу весна, мною овладело необоримое желание куда-нибудь уехать, такого я еще никогда не испытывала. Жизнь налаживалась сама собой наиболее приятным для меня образом. Будь у меня опыт в таких делах, я, наверное, назвала бы это радостью или оптимизмом. Но, может, я преувеличиваю. Как бы там ни было, это зарядило меня неожиданной энергией.

В первую половину дня я писала, это было незыблемое правило, если только ко мне не приходил Франк.

Во второй половине дня я либо гуляла, либо читала. Особенно хорошо было по вечерам. Я изучала достопримечательности, парки и дома Нью-Йорка. У меня почти не оставалось времени смотреть телевизор.

В то время, когда Франк бывал у меня, я пыталась посвятить его в свои планы.

Понятно, что его знания Нью-Йорка сильно уступали моим. Так и должно было быть. Но меня больно задевало, что он не проявлял никакого энтузиазма по поводу того, что мы с ним собираемся вдвоем открыть для себя Нью-Йорк. Я пыталась показывать ему фотографии в книгах и города на карте. Но его это утомляло.

— Все это я поручаю тебе, — сказал он. — Давай не будем вместе сидеть над книгами и картами.

— Ты знаешь Нью-Йорк? — спросила я однажды.

— Знаю?.. Я бы так не сказал. Этот город нельзя узнать. Он слишком огромен. Но, конечно, я там был.

— И что ты там видел?

— Что видел? Там вкусно кормили, — ответил он с отсутствующим видом и поцеловал меня.

Больше я от него ничего не добилась. Пришлось мне строить нью-йоркские планы, не надоедая ему. Этим я и занималась. Иногда у меня невольно срывался с языка какой-нибудь вопрос. По ответу Франка и его реакции я понимала, что он не такой уж бывалый и уверенный в себе человек. У меня даже создалось впечатление, что он боится этой поездки. В конце концов я решила, что нужно всегда иметь при себе карту и держаться более спокойных районов, тогда все будет хорошо. Ведь мы будем вдвоем. Постепенно я узнала, что характерно для этих безопасных районов.

Я редко выезжала из города. Но читала много путевых заметок и путеводителей. Брала в библиотеке самые удивительные сочинения, они меня успокаивали. Это был приятный способ знакомиться с планетой, на которой живешь. Естественно, в них мало говорилось о мире, в котором я пребывала. Но декорации тоже имели значение. Когда заходил разговор о незнакомых местах и странах, случалось, мне было известно о них больше, чем рассказчикам. Что само по себе было приятно. Иногда я даже вставляла несколько слов, но редко. Мне не хотелось рисковать: вдруг на меня обидятся или начнут расспрашивать, была ли я там. Я избегала разговоров о том, где я жила и откуда приехала в Осло.

Конечно, Франк не боялся этого путешествия, просто у него было слишком много забот. Может, его мучили угрызения совести перед своей семьей? Этим, он, разумеется, не мог со мной поделиться. Не исключено также, что я заразила его своей тревогой. Могло быть много разных причин, по которым Франк не хотел говорить о Нью-Йорке.

Весь февраль и март мною владело чудесное предвкушение нашей поездки. Я не замечала холода. Весна никогда не была для меня столь явной. Нужно было только дождаться Пасхи, а там мы с Франком могли отправиться в Нью-Йорк.

В страстную пятницу, 13 апреля, зазвонил телефон, лежащий на мойке, я потянулась за полотенцем. Это был тревожный, но долгожданный для меня день. Франк с семьей катался на лыжах в Гейлу.

— Санне! Я должен сейчас же лететь в Нью-Йорк. Меня предупредили слишком поздно. Я звоню перед посадкой на самолет, чтобы ты не думала, будто я забыл о тебе. Неожиданная поездка… это так неудобно. Я обещал детям, что мы покатаемся на лыжах… Но от меня ничего не зависит…

Мыло почти кончилось. Надо было купить. Кроме того, надо было вымыть пол в ванной. И душевую кабинку. На швах панели образовались черные полосы.