Беглянка - [49]

Входя, она вручила ему какую-то сумку. Поставив ее на столик у стены, он помог экономке снять пальто.

– К твоему сведению, я не прогонял. Она уволилась.

– Еще бы ей не уволиться! Ты вел себя как грубиян, мешал работать, сказал, что закроешь гостиницу. – Глаза женщины сузились от гнева. – Это называется «не прогонял»?

Льюк пожал плечами:

– Через несколько месяцев она все равно сбежала бы.

– Ничего подобного, не сбежала бы, уж я-то знаю. – Вырвав из его рук пальто, Консуэла подхватила сумку и зашагала на кухню.

Льюк со вздохом поплелся за ней.

– Ей предложили работу в новом отеле, в Талсе. Нам с ними не тягаться. Жизнь на ранчо ей пока в новинку, но это быстро проходит. К Новому году захолустье барышне осточертеет, и мы будем казаться ей темной деревенщиной.

– Ясно. Ты нарисовал не Джози, а Черил. Ты переоцениваешь девушку.

– Хочешь сказать «недооцениваешь»?

Снимая чайник с плиты, экономка проницательно на него посмотрела, потом наполнила чайник водой из-под крана. Льюк мог поклясться, что иногда она специально искажает слова с какой-то тайной целью.

Поставив чайник на огонь, Консуэла повернулась к бывшему воспитаннику.

– Джози – это не твоя бывшая жена. Ей нравится здесь. – Подойдя поближе, она уставилась на него острым словно бритва взглядом. – И она любит тебя.

Лицо Льюка не дрогнуло, но внутри все перевернулось.

– Она сама это сказала?

– Зачем говорить? Каждому дураку видно. Ты тоже неровно дышишь.

Льюк не собирался этого отрицать, но ему нужно было свернуть разговор на Джози.

– Если она что-то и чувствует ко мне, то лишь потому, что жених задел ее самолюбие. А я – замена.

– Ха! – Консуэла одновременно всплеснула руками и тряхнула головой. – Ничего он не задел. Ты знаешь это не хуже, чем я.

Он знал, что Консуэла права. Просто он не осознавал этого раньше.

– Однако между увлечением и любовью большая разница.

– Да, конечно. Увлечение у человека снаружи, а когда любовь – она вот здесь. – Толстушка говорила с пафосом, возложив полную руку себе на грудь. – Когда она настоящая, многие люди это знают, но не слушаются своего сердца. Они или боятся, или упрямые, или дураки.

– Думаю, ты говоришь о каком-то другом человеке, – заметил Льюк раздраженно.

Пропустив его тон мимо ушей, Консуэла продолжала:

– Если ты позволишь девушке уехать, ты совершишь величайшую ошибку в жизни. Она тебя любит, я могу это доказать. – Кивнув на пластиковую сумку, брошенную на стол, она продолжала: – Посмотри, что там.

Льюк не мог сказать, почему его сердце вдруг застучало, а во рту появился такой вкус, словно он сжевал кусок мела. Нечто, таящееся в этой сумке, собиралось нанести ему удар.

Он взял ее в руки так осторожно, словно она могла взорваться. Потом, злясь на себя, вывалил на стол содержимое.

Какое-то шитье. Похоже на мамин ковер-одеяло, только верхняя часть непростегана. Неужели Джози с Консуэлой его распороли? Он недоуменно уставился на экономку.

– Что это такое? Что это значит?

– Джози делала тебе новое одеяло, чтобы подарить к Рождеству. Сюрприз.

Он снова стал разглядывать одеяло и теперь увидел, что кусочки ткани – другие, более яркого цвета, а строчка мельче, чем старая.

– Она оставила его, – сказала Консуэла. – Говорит, оно ей больше не нужно.

– Ты знала, что она его шьет? – Льюк продолжал удивленно разглядывать рукоделие.

Консуэла кивнула:

– Я помогла ей снять со стены старое, чтобы она могла срисовать.

– Но почему? Зачем она это делала?

Консуэла коварно усмехнулась:

– Подумай сам, Льюк. Однако быстрее шевели мозгами. Когда я уходила, она почти кончила укладываться.

Льюк вспомнил тот день, когда Джози впервые увидела ковер-одеяло, сделанный матерью. В ушах прозвучали ее слова: «Сколько любви вложено в эту вещь! Ручаюсь, вы ее чувствовали, когда им укрывались».

Неужели Джози хотела вот так же обернуть его в свою любовь? Это не обычный подарок, думал он, не тот, что дарит служащий своему начальнику к Рождеству или один приятель другому. Нет, в него вложены личные чувства. Это подарок от любящего сердца.

В углу вышивки он увидел слова: «Стремись к звездам», и ком застрял в горле. Ваша мама хотела, чтобы вы следовали своим мечтам, сказала она.

Так когда же я перестал мечтать? – размышлял он сейчас. Как только перестал доверять людям. И больше не следил за падающими звездами.

От шитья пахнуло знакомыми духами. Подняв ткань к лицу, он стал жадно вдыхать запах.

Долгие годы он не был избалован вниманием. Мать погибла, отец замкнулся в себе, жена его бросила, а сам он воздвиг крепкую стену, отгородившую его от людей. Крепость должна была уберечь его от обид, но превратилась в камеру.

Потом появилась Джози – все понимающая, душевная, с ямочкой на щеке. Она пробила брешь в его обороне. Зачем он остался внутри своей тюрьмы, когда дверь отворилась? Не поверил любимой женщине?

Любимая женщина. Грудь его заполнило вдруг чувство восторга, появилось сознание цели.

Любимая женщина. Конечно, Джози, только она. И если это рукоделие означает то, что он думает, значит, она его тоже любит. Вдвоем можно добиться счастья, а ради счастья стоит рискнуть.

Как права Консуэла! Джози – лучшая женщина, встреченная им на своем пути. Что я за дурак! Позволить ей исчезнуть только из страха, что она уедет когда-нибудь? Да она же уезжает сейчас, Господи Боже мой!