Беглянка - [43]

– Может, вам лучше взять дневник домой и прочитать его в одиночестве? – Джози пыталась помочь.

Почувствовав ее руку на своей, Льюк поднял глаза и увидел лицо девушки: глаза успокаивали, взгляд был теплым и мягким. Каково бы ни было содержание, проще будет узнать все прямо сейчас. Сжав ее руку в своей, он сказал бесцветным голосом:

– Я бы хотел, чтобы вы мне рассказали.

Глаза девушки вдруг стали еще более синими, словно повернутый к свету сапфир. Она пожала ему руку в ответ на его пожатие.

– Отец любил вас, Льюк. Он построил гостиницу для того, чтобы вы не повторили его судьбу.

– То есть? – скорее прохрипел, чем спросил он.

– Он боялся вашего одиночества. Боялся, что, разведясь с Черил, вы станете таким же отшельником, как он после смерти жены. Что вы запретесь на ранчо и изолируетесь от людей. – Джози положила свою руку поверх его ладони. – Он знал, что не очень здоров, Льюк. И построил гостиницу для того, чтобы вернуть вас к людям.

– Не очень понимаю…

– Он полагал, что, управляя гостиницей, вы поневоле будете окружены постояльцами. А живя на ранчо, превратитесь в закоренелого одиночку. Это его угнетало.

Льюк уставился в одну точку, пытаясь переварить услышанное.

– Ах он старый лис, – пробормотал он наконец. И тут до него дошла вторая мысль: – Он что, знал, что умрет?

– Да. У него было больное сердце.

Откинувшись на спинку тахты, Льюк пытался понять все сразу.

– Он винил себя за смерть вашей матери, Льюк. Считал, что в тот день должен был сам поехать с вами, сам должен был вести машину. Тоска и чувство вины сделали его таким сухарем. А между тем отчуждение между вами все росло. И к тому времени, когда он собрался с силами и понял, что происходит, пропасть была уже велика. Он не знал, как ее преодолеть. – Джози сжала ему руку. – Но он любил вас, Льюк. Он построил гостиницу именно из любви к вам.

Отец меня любил. Он не винил меня в смерти матери.

Льюк сидел почти не дыша и не отрываясь смотрел на Джози. Он слышал ее слова, но смысл не доходил до него. Смысл казался нереальным; единственное, во что верилось без труда, – это в сияние голубых глаз, излучающих теплоту, сострадание и заботу.

Наконец, он опустил взгляд на листки распечатки и начал читать. Джози сидела бок о бок, читая вместе с ним. Время от времени она указывала на те слова, которые упоминала.

Через полчаса, положив на тахту последнюю страницу, Льюк воскликнул:

– Каким же я был олухом, черт бы меня побрал!

Значит, отец его не отвергал и ни в чем не винил. Он просто попал в полосу депрессии, стал как бы ее жертвой. Грудь Льюка переполняли самые разные чувства: жалость к отцу, страдавшему от боли и одиночества, сожаление о своей недогадливости, помешавшей им понять и утешить друг друга. И главное – огромное, стирающее все остальное чувство облегчения и освобождения. Тот камень, тот мельничный жернов, который висел у него на шее двадцать лет, вдруг свалился.

– Вы в порядке? – мягко спросила Джози.

Ее глаза светились той яркой, радостной голубизной, какой сияют небеса после грозы. В ответ его сердце забилось, как птица, рвущаяся из клетки. Он только кивнул, еще не доверяя своему голосу и думая о том, какая доля приходится на каждое из обуревающих его чувств: на грусть, на облегчение, на благодарность.

– Все это не так просто, – произнес он наконец. – Потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть. Я многое вижу теперь в ином свете.

Кое-что из этого «многого» он понял уже, и оно относилось к Джози. Он понял, что она была нужна ему как раз в тот момент, когда он узнал правду о своем отце. Когда Джози держала его руку в своей, ему было тепло и спокойно, у него прибавилось сил. Сейчас она радом, и он менее одинок, чем все эти годы. Значит, есть узы, связывающие их, и он хочет быть еще ближе к ней, чем сейчас.

Нет, снова зазвучал внутренний голос, ближе некуда. Она и так пробралась во все уголки и закоулки твоей души, туда, куда еще никто не проникал. Ты же решил никого к себе близко не подпускать, чтобы уберечься от сердечной боли. Хватит с тебя Черил.

Взглянув на Джози, он почувствовал, что сердце его перевернулось, а решительность размякла, как пюре, приготовленное Консуэлой. Так хотелось схватить ее в объятия, а ясный, зовущий свет в ее глазах подсказывал, что она хочет того же самого. Ну какой от этого может быть вред?

Может, и большой. Ведь он совершенно сбит с толку новой информацией. Никаких объятий и поцелуев, нужно немедленно уйти. Поднявшись на ноги, Льюк направился к двери; Джози пошла его провожать.

Подняв руку с распечаткой, он сказал:

– Спасибо за дневник.

– Не стоит.

– Подарок за мной.

– Ну что ж, я подумаю, что бы такое запросить.

– Да уж, просите что-нибудь подороже.

– На какую сумму? – Она лукаво улыбнулась. – Дело в том, что у меня уже есть одно желание.

– Так назовите его.

– Ну хорошо. – Джози выдержала паузу. – Как вы отнесетесь к просьбе сопровождать меня на бал в Талсе? Это будет через три недели. Мои родители входят в число спонсоров, и мне этот бал поможет залатать дыры в нашем заборе, как говорится.

– Значит, они все еще недовольны вашим местом работы?

Джози грустно кивнула.