Беглецы - [14]

в руках. — Корабль мы нашли, – доложил он Феликсу. – Его только что разгрузили и собрались вновь нагружать тюками с шерстью. Большинство матросов еще не сошло на берег, так что мы велели им оставаться на корабле. — Отлично, – закричал Феликс, с веселой усмешкой обращаясь к собранию, – корабль мы достали. Сами видите, что я был прав, когда говорил, что вам беспокоиться нечего. Если вы дадите мне чтонибудь подписать, я подпишу. Если нет, мы отчалим и так. — Но корабль нам нужен, – протестовал председатель. – Не позднее, чем послезавтра, мы обязались отправить его из гавани с грузам шерсти и кож. Наши деньги пропадут. — А вы укажите это в своей петиции сенату, – ехидно возразил Феликс. — Матросов нет, – твердил свое председатель. — Есть, есть, – ответил Феликс. – Мои люди об этом уже позаботились. Члены совета так и не знали, что им предпринять. Они молча уставились на Феликса. — Вы исполняете свой долг перед государством, – напыщенно заявил он, повторяя одну из фраз, которую сочинил вместе с Бренном. – Вы должны этому радоваться. А если вы не рады, я доложу сенату, что вы – шайка, сочувствующая мятежникам, и что на вас надо наложить основательную денежную пеню. — Этот корабль – мой, – сказал, поднимаясь с места, один из членов совета. – Я не хочу, чтобы его забирали… — Ты не хочешь? – многозначительно, протянул Феликс. – Ладно. Попробуй нам помешать. Он взглянул на председателя: — А разве тебе не нужно, чтобы я подписал документ? — Да, да, – сказал председатель, стараясь хоть чтонибудь извлечь из этой неприятной истории. Он сделал знак своему помощнику, писцу, который ушел в боковое помещение и стал спешно составлять документ. — Ну, вот и хорошо, – произнес Феликс, снова заулыбавшись. – Я так и знал, что вы образумитесь, если вам дать время подумать… Я ведь никогда не сержусь, если только люди не начинают дурить. Город у вас славный. Какнибудь я еще приеду и получше с ним ознакомлюсь. Тогда мы с вами выпьем. Не забудьте моего имени – Марк Юлий Фронтин. — Ты не в родстве с Фронтином, который управлял Сардинией? – спросил один из присутствующих. — Я знал его много лет, – ответил Феликс. – По правде сказать, это же мой брат. Хороший парень. Вроде меня. — Но ведь он уже умер. — Что поделаешь? – сказал Феликс, подмигнув единственным глазом. – Все мы когданибудь помрем, Он умер у меня на руках. Теперь Бренн стал опасаться, чтобы насмешки Феликса над членами совета не выдали его. — Я слышал, что он умер от какойто внутренней болезни, – сказал собеседник Феликса с некоторым сомнением в голосе. — Правильно, – подхватил Феликс, который не мог отказать себе в удовольствии подурачить спесивых «отцов города». — У него был коклюш, осложненный расстройством желудка. Он всегда ужасно много ел, и врачи сказали, что доконала его спаржа. Члены совета удивленно глядели на него, чувствуя в его речах явную странность, но не отдавая себе отчета, в чем тут дело. Для них было ясно, что он из простонародья: ни один римлянин хорошего происхождения не стал бы разговаривать так, как он. С другой стороны, думали они, он мог быть и из хорошей семьи, но опустился, спутался с чернью и привык к грубому обращению. Несомненно, за последний год сенату и консулам пришлось назначить на командные посты много таких людей, которые в обычное время до них не допускались. Наконец вернулся писец со своими дощечками. Феликс посмотрел на написанное, делая вид, что читает, затем, взяв стиль, он нацарапал на воске свое мнимое имя, Но от излишнего рвения перепутал порядок слов, и у него получилось: «Десятого Марк легиона Юлий Трибун Фронтин». После этого он протянул таблички председателю. Тот нахмурился, увидев столь странную надпись. Однако ошибка, которая, казалось, могла подвести Феликса, в конце концов помогла ему. Ибо в ней советники нашли то объяснение его непонятного поведения, которое они искали. Прочитав перепутанные слова, председатель решил, что трибун, очевидно, пьян. Он шепнул это объяснение ближайшему к нему советнику, который передал его соседу, и в один миг оно обошло весь совет. Конечно, этот человек пьян, Они почувствовали некоторое удовлетворение: наконец им стало понятно, в чем дело, и потому совершенно отказались от мысли устроить Феликсу перекрестный допрос. Теперь самое лучшее было бы скорей от него избавиться. Печально, разумеется, что они не в силах помешать ему забрать корабль, но что же делать! — Ну, теперь вы все довольны? – вызывающе спросил Феликс. — Да, да, – запыхтел председатель. — Хорошо, – сказал Феликс. – Итак, счастливо оставаться. На прощанье дам вам один совет. Не пейте неразбавленного вина после того, как поедите устриц. Видите, что случилось с моим братом, а он управлял Сардинией. Я ухожу, а если вы хотите, чтобы я взял вашу петицию, пришлите мне ее на корабль, да в придачу к ней бочонок лучшего вина. Он повернулся к охране. — Идем! И они вышли из помещения. — Благодарение богам, что он ушел! – промолвил председатель, отирая со лба пот. – И что это творится на свете? Не знаешь, право, что хуже – когда рабы наши поднимают мятеж или когда такой вот неотесанный рубака распоряжается у нас, как хочет. — Сперва он сказал, что брат его умер от спаржи, а потом – от устриц, – негодовал собеседник Феликса. — Да он же совершенно пьян, – вставил другой. — Ну, уж ктонибудь да заплатит мне за корабль, если он погибнет, – простонал судовладелец. Но члены совета уже стали расходиться, желая увидеть собственными глазами отплытие этого странного трибуна, его солдат и пленников.