Беги, Василич, беги! - [36]

— Ах, Кларочка, — сказал примирительно чекист, — мы с родственничком твоим, — и он посмотрел на меня, — такого испытали, что я поверю во все рассказы о потусторонней жизни, и что люди оттуда наблюдают за нами, делая нам знаки, что можно делать, а что нельзя. И от нас зависит правильное понимание этих знаков. А мы, как дети малые, руками и ногами отбиваемся от всего этого, считая, что мы цари природы и сами с усами. А кстати, где дедушка-то ваш похоронен, хотел бы могилку его сходить, букетик цветов положить, а то так и не сподобился ни разу.

Клара Никаноровна почему-то притихла. Этот вопрос поставил его в тупик. Значит, есть от чего.

— Кто его знает, где могилка его, — сказала задумчиво хозяйка, — вышел из дома на прогулку и исчез. Чекисты ваши искали его и никаких результатов. Даже зацепиться не за что. Списали на то, что старенький человек мог заблудиться или сгинуть где-то в канаве или в какой-нибудь трубе застрять. Вообще, нагородили всякой ахинеи и дело закрыли. А, может, они его в какой-то лаборатории закрыли и держат там как подопытного кролика, выпытывая все секреты, которые он знает. А ведь он сказал, что через пятьдесят лет после начала самой большой войны, СССР капитулирует и развалится. Как в воду глядел.

— Так, а про Россию он что-то говорил? — грозно спросил Гудыма.

— Про Россию сказал, что ей шибко не поздоровится через сорок лет после развала СССР, если цари ее не перестанут восстанавливать сталинскую империю, — сказала Клара Никаноровна. — Двунадесять языков объединятся против нее, и с Россией будет то же, что и с СССР. Когда у царя ума нет, то и у народа этого ума с гулькин этот самый.

— Понятно, — сказал Гудыма, — валить надо отсюда. Вы, дамы, не серчайте на нас, но нам с Олегом потолковать надо о вещах неженских.

Глава 41

В кабинете старика Олигерьева мы долго не начинали разговор. Гудыма задумчиво курил, а я просматривал новости, ожидая, когда гость заговорит сам.

— Тут я вот что подумал, — сказал Гудыма, — все дело вертится вокруг тебя. Мы проживаем по десятку лет, а у тебя всего лишь прошел. Как это получается, ума не приложу, но вот хочу с тобой посоветоваться по вопросу дальнейшей жизни своей. Сам понимаешь, через пять лет сто годков стукнет, а люди у нас по стольку и не живут. А вот не хочется мне надевать деревянный пиджак и отправляться в последний путь в сопровождении братвы из органов и не из органов. Ты, может, что-то нашел в бумагах Олигерьева? Он неспроста исчез отсюда. Где-то он обитает и занимается своими делами, как и прежде. Может, и он такой же как ты: для нас проходят десятки лет, а для него считанные дни.

— Ты знаешь, а я и не удивлюсь, если мне придется встретиться с Олигерьевым — сказал я. — Я сначала тоже удивился, когда увидел, как ты направляешь на меня маузер в капище языческой Руси, а потом понял, что у тебя не было другого способа сохранить свою жизнь, кроме как забраться в глубину веков.

— В том-то и дело, — согласился Гудыма, — Олигерьев бросил меня в прошлом, исчез в неизвестность, а я никак не мог найти то озеро, по которому мы забрались туда. И только ты нашел это озеро. Даже в нашу прошлую встречу, я просто предполагал, где находится это озеро в Химках, но оно открылось только с твоим присутствием. Получается, что ты тот, кто может открывать ворота в неизвестное. И я верю в то, что Олигерьев рассказывал о рае и об аде. Ты смотри, что получается. Во всех сказках рассказывается, как убитого богатыря сначала поливают мертвой водой, которая затягивает все раны, а потом поливают живой водой, и он оживает. Сказка? Никакая не сказка. Все это было и никуда оно не делось. Диалектика, доказанная Ломоносовым: ничто ни откуда не возникает и не исчезает в никуда. В аду есть мертвая вода, а в раю живая вода. Но вода нам не нужна, нам нужна жизнь. Жизнь без конца и жизнь счастливая во всех отношениях. Значит — нам нужно попасть сразу в рай, минуя чистилище и ад.

— Мне это совершенно не надо, — сказал я, — меня все удовлетворяет здесь. Второе. Если открыть дверь в рай, то наши люди все там загадят и заплюют, и это будет не рай, а какое-нибудь Бутово или станица Кущевская. Причем, так сделают не только наши люди, а вообще все, если им сказать, что здесь все бесплатно, без меры и никакой ответственности за все содеянное.

— Мы не будем открывать дверь для всех, — шепотом сказал Гудыма, — только ты и я. Остальные перетопчутся. Ты представляешь, какие перспективы откроются нам после этого?

— Какие могут там перспективы? — саркастически спросил я. — Если человек попал в рай, то это уже навсегда и бесповоротно.

— Как ты не можешь понять, — шепотом начал убеждать меня старый чекист, — что со всеми можно договориться. Нет таки проблем, которые было невозможно решить, и нет таких людей, с которыми невозможно было решить эти проблемы. Мы созданы чем-то Сущим по своему образу и подобию, неужели ты думаешь, что мы не могли бы договориться и с ним, если бы знали, что ему нужно и для чего он нас создал вообще. Все живые существа могут договариваться, иначе бы от нас не осталось никого, как и от тех Сущих, которые создают для себя миры в бесконечности. Ты, главное, помоги мне. Ты же видишь, что наше сотрудничество, начавшееся так внезапно, благоприятно для нас обоих. Я твоя защита, а ты мой путеводитель и благодетель. Найди то место, в котором можно попасть в рай, и мы с тобой сдвинем горы. По рукам?