Беги, детка, беги - [70]
— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спрашиваю я, и ты замираешь.
— Эмилия, серьезно? Ты спрашиваешь все ли у меня в порядке? — отвечаешь ты, и я слабо улыбаюсь. Что бы ни случилось, ты — Тьма, делишься со мной светом. Наконец, включается и моя камера, и ты тоже можешь меня видеть.
Твоя первая реакция — убийственное:
— Бл*дь, Эмилия.
Ты чешешь лоб и делаешь глубой вдох. Потом:
— Я приеду за тобой и мне насрать, что ты скажешь.
— Хорошо, — шепчу я, потому что не хочу с тобой спорить. Все это открыло мне глаза. Я хочу быть только в твоих руках.
— Дай мне шестнадцать часов и держись, детка, — говоришь ты, и мне бы так хотелось прижаться к тебе лбом.
— Я люблю тебя, — выдыхаю я и снова чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Ты просто смотришь на меня, Мейсон, но не обязательно что-то говорить. Я уже знаю ответ на вопрос, который никогда не задам.
— Я знаю, Мейсон. Пока. — Я кладу трубку, потому что снова начинаю рыдать.
36. Пап, нам нужно в Нью-Йорк
Не знаю, есть ли в Чикаго смертная казнь, Эмилия. Ты снова «ты» в моей голове. В любом случае, мне насрать, если я попаду за это на электрический стул. Оно того стоит. Этот ублюдок умрет, Эмилия.
Я мчусь наверх к своим родителям, не обращая внимания на то, который сейчас час и чем они заняты. Папа готов убить (как минимум, мысленно) каждого, кто после десяти часов вечера нарушает его священный покой, но плевать! Уже почти двенадцать, Эмилия, тем не менее, я врываюсь в их спальню. Я чертовски вымотан, но сейчас чувствую прилив сил.
Мой отец схватывается в постели с пистолетом в руке, Эмилия. С тех пор, как камер больше нет, он слегка параноидальный. Вскрикнув, мама натягивает одеяло на свое тело. Кажется, она была голая. Я ослеп, Эмилия.
Как только папа понимает, что это я, вижу в его глазах, как он ненадолго задумывается, опустить ли оружие или пристрелить меня. В итоге опускает пистолет и кладет его на прикроватную тумбочку. Прекрасно. У других людей там стоит лампа, у моего отца Смит&Вессон. Конечно. Почему нет.
— Что? — негодуя, рявкает он.
— Мне все равно, что ты скажешь, пап, я сейчас еду в Нью-Йорк!
— С какой стати, Мейсон? — устало спрашивает мама, сжимая в руках одеяло, в то время как папа падает назад и, простонав, проводит рукой по лицу.
— Я убью его, Оливия, ладно? Мне кажется, уже хватит, правда? — спрашивает он маму, но я не обращаю внимания.
— Райли изнасиловал Эмилию! Я все слышал и отправлю этого ублюдка обратно в ад, пап. Я не спрашиваю разрешения, мне нужно твое оружие! — как только я это говорю, они вскакивают на кровати, сна ни в одном глазу.
— Святое дерьмо! — бормочет папа. — Что произошло? — он включает ночник и трет лоб. Мама смотрит на меня так, будто я перепил. Уверен, именно так она и думает.
— Я позвонил ей, потому что хотел услышать ее голос, но услышал кое-что другое. Пап. Я не вру. Он хотел ей отплатить. Он свихнулся, серьезно! И я не смог положить трубку, даже несмотря на то, что хотел, потому что не мог оставить ее одну в такой момент. Это добило меня, я так зол. Сейчас ей удалось его остановить — к его счастью — но я ему не доверяю! Я не доверяю ее ему! Кто знает, остановится ли он в следующий раз!
Папа вздыхает, но понимает, что я говорю правду.
— Никогда! — говорит мама. — Райли бы никогда так не поступил. Они помолвлены, зачем ему ее насиловать? Или почти насиловать? Господи, Мейсон, она не вернется! Детка, пойми это.
— Мама, — говорю я. — Ты звучишь, как матери, которые не верят своим детям, когда происходит подобное. Прекрати!
— Китон! — мама требует, чтобы папа образумил меня, но он уже встал и вытащил свой чемодан из шкафа. Ее челюсть отвисает.
— Что ты там делаешь, Китон?
— Ты хочешь отпустить его одного? Тогда у тебя останется только один сын.
— Райли никогда бы так не сделал, Мейсон, зачем ты это рассказываешь?
— Мама, Райли больше не твой милый, одноногий, хромающий, маленький мальчик. Он разъяренный, оскорбленный мужчина, которому изменили, чья невеста унизила его и растоптала его гордость. Поверь мне, пожалуйста, ты всегда заступалась за меня, поддержи и сейчас.
— Я всегда поддержу тебя, Мейсон, ты мой сын. Но и Райли тоже, и я не могу тебе поверить. — Папа стреляет в нее взглядом, но она даже не смотрит на него, потому что обернула вокруг себя одеяло и пошла в ванную.
Я чувствую себя дерьмом, когда дверь за ней закрывается.
Райли вернулся через два часа и молча забрал у меня телефон, бросив мои вещи. Ему тоже трудно с этим справиться, потому что он — не ты. Он не может издеваться надо мной, а потом спокойно смотреть, как я целый день бегаю перед ним голая. То, что произошло между нами, недавно и в машине, все это терзает его так же, как и меня.
Потом его не было всю ночь, но это тоже хорошо. Пути назад уже никогда не будет, теперь я это знаю. По крайней мере, не для нас двоих. Из-за жажды мести он разрушил свой шанс на новое начало, Мейсон. Я продолжала бы любить тебя, но, возможно, все-таки, смогла бы забыть. Мне бы так этого хотелось.
Лежа на боку на матрасе, натянув на себя одеяло, наблюдаю за восходом солнца. Я пролежала так всю ночь, думая о прошлом.
