Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [56]

В самой промышленности еврейское влияние не было очень значительным. Можно сказать, что только один из электротехнических концернов был еврейским. Конечно, были евреи среди членов советов директоров и наблюдательных советов в нескольких гигантских промышленных предприятиях. Там, где евреи занимали высокое положение в области управления промышленностью, они действовали, руководствуясь своей эффективностью и своими способностями; иначе они не были бы допущены к промышленному руководству, которое полностью было антисемитским. Пауль Сильверберг, например, был организатором химической промышленности, а Оскар Оливен добился выдающихся успехов в области электрификации. Большинство из так называемых еврейских промышленных лидеров фактически разорвали связь с еврейским сообществом и часто были активными и пылкими католиками или протестантами, а также политическими реакционерами, которые с радостью присоединились бы к национал-социалистической партии, если бы эта партия не была всецело антисемитской.

Антисемитские законы затрагивали положение евреев как граждан. Так называемые Нюрнбергские законы от 15 сентября 1935 г., провозглашенные с целью «сохранить чистоту германской крови», запрещали браки между евреями (включая лиц, имевших одного лишь дедушку или одну лишь бабушку из евреев) и немецкими гражданами Германии «или расы со сходной кровью». He-арийцам, имевшим одного дедушку или одну бабушку из евреев, разрешалось сочетаться браком друг с другом только с разрешения федерального министра внутренних дел. Браки, заключенные против закона, как и внебрачные сексуальные связи, наказывались тяжелыми принудительными работами… Евреям не разрешалось поднимать официальные флаги или каким-то иным образом демонстрировать их цвета. Они не могли принять на службу женщину немецкой крови, если ей не исполнилось сорок пять лет.

Эти законы об «очищении крови» — самое позорное в репертуаре национал-социализма. Они не только играли на руку вымогателям и мошенникам, но они разрушили последние признаки правовой защиты, прежде гарантированной уголовным кодексом. Хотя закон явно запрещал только внебрачное сожительство, и хотя статья 3 уголовного кодекса подтверждала принцип территориальности, согласно которому только преступления, совершенные на германской территории, подлежат наказанию в Германии, суды расширили акт далеко за рамки его первоначальной формулировки, и расовое предательство, и расовое осквернение наказывались, даже если они совершались немцами, жившими за пределами Германии.[267] Новая интерпретация основывалась на статье 2 уголовного кодекса, исправленной актом от 28 июня 1935 г., который предусматривал, что «любой, кто совершит деяние, объявляемое законом наказуемым или заслуживающим штрафа в соответствии с фундаментальными положениями закона и велением народного чувства, будет наказан». Если не существовало уголовного закона, под который подпадало бы деяние, оно должно быть наказано по тому закону, фундаментальное положение которого наиболее близко применимо к деянию. В своей решительной форме эта статья явно была неприменима к обсуждаемому вопросу, и один старый, обладающий высокой репутацией профессор уголовного права сразу же осудил решения, основанные на этой статье.[268] Он указывал, что решения федерального верховного суда не содержат ничего достоверного, и что статья 2 не позволяет отбрасывать территориальные принципы, от которых зависит само устройство уголовного кодекса.

Рост жестокости демонстрируется в решениях, касающихся внебрачных сексуальных связей между евреями и неевреями. Федеральный верховный суд, например, рассматривал не как смягчающее, а как отягчающее обстоятельство тот факт, что старый ариец, живущий с еврейской женщиной, на которой он был готов жениться, продолжал отношения после вынесения акта об «очищении крови». Такое поведение суд объявлял формой «особо упорного сопротивления национал-социалистическому закону».[269]Такая же строгость применялась и в случаях, когда неженатая пара имела ребенка, которого она полностью обеспечивала.[270]

Полный отказ судов от законности еще более ясно обнаруживается в их интерпретации термина «непозволительное сожительство». Большое число деяний, которые никоим образом не образуют сексуального сожительства, были объявлены наказуемыми,[271] и даже просьба о сожительстве рассматривалась и наказывалась как «попытка расового осквернения».[272] Остается загадкой, как такие решения могли согласовываться с целью закона, который, в соответствии с определением федерального верховного суда, «должен защищать кровь как живой организм, циркулирующий в народе Германии».[273] Решения с равной жестокостью применялись и к расовому осквернению (совершенному евреями и не-арийцами) и к расовому предательству (совершенному германцами).

Систематические усилия предпринимались для создания легальных гетто, и соответствующие распоряжения и судебные решения сокращали политические права евреев и не-арийцев. Указ от 17 августа 1938 г. и распоряжение федерального министра от 23 августа 1938 г. касались еврейских имен. Каждый еврей, если у него не было имени, внесенного в список как разрешенное, был вынужден добавлять «Израель» или «Сара». Евреи, родившиеся после принятия закона, должны были получать только такие имена, какие были предусмотрены министерским постановлением. Такие имена, как Давид, Авраам, Яков, Даниэль, Габриэль, Юдифь, Ева и Руфь, имевшие историческое или религиозное значение, не попали в список и поэтому были для евреев запрещены; разрешенные имена произносились на идише таким образом, чтобы в глазах немцев они звучали как иностранные и смешные. Неумышленное или небрежное нарушение постановления наказывалось штрафом или заключением на один месяц. Указ от 5 октября 1938 г. предусматривал особые еврейские печати на паспорта, выдаваемые евреям. Более раннее постановление (23 июля 1938 г.) заставляло евреев использовать особые удостоверения личности, которые они должны были носить с собой все время и которые они должны были прилагать к своим обращениям в государственное или партийное учреждение.