Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [18]

Столь шаткая структура не могла допустить, чтобы ее хрупкое равновесие было слишком легко опрокинуто, и становилось необходимым ее изменить независимо от того, куда склоняли чашу весов парламентские принципы. Критика правящих партий должна была снизиться, и вотум недоверия фактически использовался лишь в двух случаях. Когда никакое соглашение не могло быть достигнуто среди партий, учреждались «кабинеты экспертов» (как известный кабинет Куно в 1923 г.), которые, как предполагалось, располагались над политическими партиями и их борьбой. Такая пародия на парламентскую демократию стала идеалом реакционеров, поскольку она позволяла им скрывать свою антидемократическую политику под маской эксперта. Последовательная неспособность применения парламентского контроля над действиями кабинета была первым признаком уменьшения парламентской силы.

Действительная политическая власть рейхстага никогда не соответствовала широким полномочиям, предоставленным ему конституцией. Частичное объяснение лежит в поразительных социальных и экономических изменениях, имевших место в Германии и приводивших к огромной сложности экономической жизни. Растущая регламентация в экономической сфере тяготела к тому, чтобы переместить центр тяжести от законодательного органа к бюрократии, а растущий интервенционизм делал технически невозможным для рейхстага полный контроль над административной властью или даже использование своих законодательных прав в полной мере. Парламенту пришлось делегировать законодательную власть. Демократия могла тем не менее выжить — но только если демократическая система ценностей была бы основательно внедрена в общество, если бы делегирование власти не использовалось для лишения меньшинств их прав и в качестве щита, за 52

которым антидемократические силы продолжали работу по установлению бюрократической диктатуры.

Было бы неверно предполагать, что упадок парламентской законодательной власти был просто следствием последнего, предфашистского периода германской республики, примерно с 1930 по 1933 г. Рейхстаг никогда не был слишком активным, чтобы оставить за собой исключительное право на законодательство, и с самого начала республики шаг за шагом развивались три конкурирующих друг с другом типа законодательной власти. Уже в 1919 г. рейхстаг добровольно отказался от своего верховенства в законодательной области, приняв уполномочивающий акт, который передавал властные полномочия кабинету, то есть министерской бюрократии. Сходные меры были предприняты в 1920, 1921, 1923 и в 1926 гг.

Законодательный акт 13 октября 1923 г., если привести лишь один пример, уполномочивал кабинет принимать такие меры, какие он посчитает желательными и неотложными в финансовой, экономической и социальной сферах, и его властью были провозглашены следующие меры: декрет, касающийся закрытия заводов, создания Немецкого банка ценных бумаг, регулирования денежного обращения, изменений в законе о подоходном налоге, декрет, вводящий контроль картелей и монополий. За пять лет с 1920 по 1924 г. кабинет выпустил 450 декретов по сравнению с 700 парламентскими законами. Законодательная власть кабинета практически имела свое начало в самом рождении германской парламентской системы.

Второй показатель парламентского упадка должен быть найден в природе самого закона. Сложность законодательной системы вынуждала рейхстаг устанавливать только неопределенные общие принципы и отдавать кабинету власть применения и исполнения.

Третьим и заключительным шагом был президентский чрезвычайный декрет, основанный на 48-й статье Конституции. В то время как у рейхстага было конституционное право аннулировать такое чрезвычайное законодательство, это было слабым утешением, поскольку право было скорее видимостью, чем реальностью. Как только меры были приняты, они глубоко затронули социальную и экономическую жизнь, и хотя парламент, возможно, считал несложным делом отменить чрезвычайный декрет (снижение цен картеля и заработной платы, например), было не так

легко принять что-то взамен. Этот довод играл некоторую роль при определении позиции рейхстага по отношению к декретам Брюнинга 1930 г., вводящим глубокие перемены в экономическую и социальную структуру нации. Простая отмена нарушила бы течение национальной жизни, тогда как замены было невозможно достичь из-за антагонизмов между различными группами в парламенте. Фактически, поскольку партии могли недооценивать делегирование законодательной власти президенту и бюрократии, они часто бывали счастливы, что их избавили от ответственности.

Краеугольный камень любой парламентской системы — это право законодательного органа контролировать бюджет, и этот камень был разрушен во времена Веймарской республики. Конституция в какой-то мере ограничивала рейхстаг, разрешая ему увеличивать расходы, предложенные кабинетом, только с согласия федерального совета. Кроме этого ограничения тем не менее все необходимые гарантии бюджетных прав парламента были ясно прописаны в бюджетном законе (Reichshaushaltsordnung) 31 декабря 1922 г. и в статьях 85, 86 и 87 конституции. Но для бюрократии оставалось достаточно лазеек для постоянных посягательств. Вопрос об аудите и о финансовом учете был полностью исключен из ведения рейхстага и передан