Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг. - [12]
Подчеркивание плюралистического принципа было следствием тревоги беспомощного человека перед лицом слишком могущественной государственной машины. Поскольку жизнь становилась все более и более сложной, а задачи, принимаемые на себя государством, возрастали в числе, отдельный индивид увеличивал свой протест против того, что он оказывался предоставленным в распоряжение тех сил, которые он не мог ни понять, ни контролировать. Он вступал в независимые организации. Поручая решение административных задач этим частным органам, плюралисты надеялись достичь двух вещей: преодолеть разрыв между государством и индивидом и дать реальность демократическому тождеству между правителем и управляемым. И отдавая административные задачи в руки компетентных организаций, достичь максимальной эффективности.
Плюрализм, таким образом, представляет собой ответ индивидуального либерализма на государственный абсолютизм. К сожалению, он не выполняет возложенные на себя задачи. Как только государство сокращается до одной из многих социальных сил и лишается своей верховной принудительной власти, только соглашение среди господствующих независимых социальных органов внутри сообщества будет в состоянии предложить конкретное удовлетворение общих интересов. Для таких соглашений, которые будут заключаться и соблюдаться, должно быть некоторое фундаментальное основание для понимания среди тех социальных групп, которых эти соглашения затрагивают, — короче, общество должно быть в своей основе гармоничным. Однако, поскольку на деле общество является антагонистическим, плюралистическая доктрина рано или поздно терпит крах. Либо одна социальная группа присвоит верховную власть себе, либо, если различные группы парализуют и нейтрализуют друг друга, государственная бюрократия станет всемогущей — и еще более, чем когда-либо прежде, потому что она будет требовать более сильных принудительных механизмом против сильных социальных групп, нежели она нуждалась ранее, чтобы контролировать изолированных и неорганизованных индивидов.
Соглашение, которое является основным механизмом плюрализма, следует понимать в буквальном смысле. Веймарская демократия была обязана своим существованием заключению договоров между группами, и каждый из таких договоров определял решения относительно структуры государства и публичной политики.
1. 10 ноября 1918 г. фельдмаршал фон Гинденбург, который осуществлял контроль за демобилизацией армии, и Фриц Эберт, тогда лидер социал-демократической партии, а позже первый президент республики, вступили в соглашение, общие условия которого были обнародованы лишь через несколько лет. Эберт упоминается как сказавший впоследствии: «Мы объединились с целью бороться с большевизмом. Восстановление монархии немыслимо, 10 ноября наша цель заключалась в том, чтобы как можно скорее представить правительство, поддерживаемое армией и Национальной Ассамблеей. Я советовал фельдмаршалу не бороться с революцией… Я предложил ему, чтобы верховное командование армии заключило союз с одной только социал-демократической партией, чтобы восстановить организованное управление с помощью верховного командования армии. Правые партии полностью исчезли».[50] Хотя это осуществлялось без ведома партии Эберта или даже его ближайших соратников, такое понимание полностью соответствовало социал-демократической партийной политике. Она включала в себя два пункта: один — негативный, борьбу против большевизма; другой — позитивный, скорый созыв Национальной Ассамблеи.
2. В соглашении Гинденбурга и Эберта ничего не было сказано о социальной структуре новой демократии. Это было включено в соглашение Стенниса-Легина 15 ноября 1918 г., образовавшее центральный рабочий комитет между работодателями и работниками. Стиннес, представлявший первых, и Легин, лидер социалистического профсоюза, договорились о следующих положениях. Впредь работодатели пользуются полной поддержкой со стороны профсоюзных организаций и признают только независимые профсоюзы. Они приняли коллективное соглашение как средство для регулирования заработной платы и условий труда и обещали сотрудничать с профсоюзами во всех вопросах промышленности. Едва ли можно найти более плюралистический документ, чем это соглашение между частными группами, устанавливающее в качестве будущего устройства трудовых отношений в Германии коллективистскую систему, формируемую и контролируемую анонимными группами.
3. Соглашение 22 и 23 марта 1919 г. между правительством, социал-демократической партией и главными партийными представителями содержало следующее условие:
«Должно быть регулируемое законом рабочее представительство, контролирующее производство, распределение и экономическую жизнь нации, проверяющее социалистические предприятия и содействующее проведению национализации. Закон, обеспечивающий такое представительство, должен быть принят как можно скорее. Он должен быть условием для избрания Советов промышленных рабочих и служащих, которые, как ожидается, будут на равной основе сотрудничать в регулировании условий труда в целом. Следующим условием должно быть создание окружных трудовых советов и трудового совета рейха, которые, объединившись с представителями всех других производителей, будут выносить свое мнение как эксперты еще до того, как любой закон, касающийся экономических и социальных вопросов, будет обнародован. Они могут самостоятельно предлагать законы такого рода. Указанные условия должны быть включены в конституцию республики Германии».
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».