Бега - [2]

Явление это весьма обычное. Я осмотрелась вокруг и обнаружила тропинку в крапиве. Это меня очень обнадёжило, я решила, что путь к красненьким ягодкам может оказаться легче, чем я думала. Пробираясь к тропинке, я ещё раз бросила взгляд на спящего алкаша, и вдруг в лучах солнца под кустом что-то будто полыхнуло. Я поколебалась, остановилась, а потом осторожно приблизилась к тому месту, где, по моим предположениям, покоилась верхняя часть этого пьянчуги.

Может, я бы его и вовсе не узнала, и мне даже не пришло бы в голову, что вижу Дерчика, кабы не его исключительный экстерьер. Он был нечеловечески рыжим и чудовищно веснушчатым, при этом рыжина была такой яркой, что глазам при одном взгляде становилось больно. На солнце его покрытая густыми кудрями голова светилась, как уличный фонарь, а я достаточно часто лицезрела эту картину, чтобы запомнить её как следует. Лица его я сейчас как следует не разглядела, да оно, пожалуй, и к лучшему, — поскольку его состояние на данный момент противоречило эстетическим идеалам, и рыжей шевелюры мне хватило с лихвой. Только полное недоверие к собственным глазам позволило мне не завопить, не грохнуться в обморок и не рвануть прочь напролом через крапиву, болото и колючки. Я обошла заросли вокруг и быстро вернулась в павильон.

По-прежнему не решаясь поверить в то, что видела, я прочитала вывешенный на стене список жокеев. Дерчик значился во втором заезде, его фамилия чёрным но белому красовалась на листе. Я все ещё перечитывала объявление, когда подошёл курьер и вывесил рядом с первым листком второй. На новом листке вместо Дерчика во втором заезде был заявлен старший ученик Гоморек.

— А дальше? — спросила я с интересом.

— Что «дальше»? — подозрительно переспросил курьер.

— В следующих заездах. Дерчика заменили Гомореком во втором, а ведь Дерчик и в следующих едет. О, вот: в четвёртом…

— Распоряжений пока нет. Да он ещё и прийти может.

В чем, в чем, а в том, что он не придёт, я была абсолютно уверена. Я стала обдумывать положение.

В любом другом месте и при любых других обстоятельствах я без малейших колебаний оповестила бы всех встречных и поперечных о печальной находке в барбарисе знакомого, оказавшегося хладным трупом. А теперь как-то засомневалась. Что будет, если хоть малая толика собравшейся тут толпы помчится в кустарник и на лужайку? Что будет, если, не дай Бог, вообще отменят заезды? Что будет, если меня отсюда увезут как самого важного свидетеля и не позволят принять участие в любимом моем развлечении?

На самом-то деле наиболее правдоподобным предположением могло быть только это последнее. Никакая отмена заездов в расчёт входить не может, при одном таком предположении присутствующая тут публика была бы способна разнести трибуны на мелкие кусочки. По лужайке носиться тоже никто не станет, люди заняты другими вещами и не станут забивать себе головы мелочами. А вот меня могут и забрать, это уж точно… Кроме того, я вдруг осознала и ещё один аспект рассматриваемой проблемы. Я же в настоящий момент единственный человек, который точно знает, что Дерчик, вне всяких сомнений, ни в одном заезде не поедет. Не поедет он и в шестом заезде. У меня есть шанс сколотить себе небольшое состояние, сыграв триплет на лошадях, оставшихся от Дерчика. Так может, лучше немного помолчать?..

Для начала я отказалась от мысли сколотить состояние — и совсем даже не потому, что неэтично было бы стервятнически наживаться на внезапной кончине Дерчика, это-то как раз мне представлялось со всех сторон почтённым и правильным делом, — а по двум другим причинам. В пятом заезде, который должен был входить в состав триплета, бежали девять лошадей, и ничего иного не оставалось, как играть «стенку». Это раз. Во-вторых, перед кассой триплетов клубилась дикая толпа. Я не выношу толчеи, и это заставило меня бесповоротно отказаться от обогащения таким способом. ;

Тут же я отказалась и от того, чтобы молчать как рыба. Мне пришло в голову, что Дерчика в конце концов найдёт кто-нибудь другой, немедленно разразится скандал и о моем пребывании за фонтаном станет всем известно. Я там столько травы потоптала, что никто не поверит, будто я могла упустить из виду такую все ж таки крупную деталь пейзажа, и на меня падут Бог знает какие подозрения. Нет, слишком уж много риска.

Я решила устроить все как-нибудь потихоньку, камерно и тактично. Врач на месте, полиция, если и приедет, к себе внимания привлекать не станет, поскольку взывание по мегафону некогда к милиции, а теперь к полиции происходит в наши дни так часто, что всем уже на это плевать. Может быть, сенсации и удастся избежать…

— Что такое? Гоморек? — сказал вдруг кто-то за моей спиной с большим интересом. — А не Дерчик? Это меняет положение вещей…

— Дерчик не едет? — оживился кто-то другой. — Но это значит, что у этой лошади появился шанс?..

Все это время, стоя под вывешенным на стене списком жокеев, я раздумывала. Приняв решение, я покинула списки и отправилась на поиски директора от пани Зоей я узнала, что директора пока нет, он приедет попозже. Заместителя тоже нет, его сегодня вообще не будет. Складывалось все из рук вон плохо, я подумала было о руководителе бегов, заглянула наугад в несколько комнат, и мне сообщили, что руководитель бегов пошёл в расчётный отдел. Расчётный отдел находился далеко. Остался ещё один разумный человек — судья на старте, — который мог взять дело в свои руки и расправиться с ним по-умному. Лошади бродили по паддоку, а я оставила павильон дирекции и отправилась в контору.