Бег времени - [21]

   Первых дней твоей любви.

   Ты мои разрушил чары,

   Годы плыли, как вода.

   Отчего же ты не старый,

   А такой, как был тогда?

   Даже звонче голос нежный,

   Только времени крыло

   Осенило славой снежной

   Безмятежное чело.

1922

«Ангел, три года хранивший меня…»

Ангел, три года хранивший меня,

Вознесся в лучах и огне,

Но жду терпеливо сладчайшего дня,

Когда он вернется ко мне.

Как щеки запали, бескровны уста,

Лица не узнать моего;

Ведь я не прекрасная больше, не та,

Что песней смутила его.

Давно на земле ничего не боюсь,

Прощальные помня слова.

Я в ноги ему, как войдет, поклонюсь,

А прежде кивала едва.

1922

«Шепчет: «Я не пожалею…»

   Шепчет: «Я не пожалею

   Даже то, что так люблю, —

Или будь совсем моею,

Или я тебя убью».

Надо мной жужжит, как овод,

Непрестанно столько дней

Этот самый скучный довод

Черной ревности твоей.

Горе душит – не задушит,

Вольный ветер слезы сушит,

А веселье, чуть погладит,

Сразу с бедным сердцем сладит.

Февраль 1922

«Слух чудовищный бродит по городу…»

Слух чудовищный бродит по городу,

Забирается в домы, как тать.

Уж не сказку ль про Синюю Бороду

Перед тем, как засну, почитать?

Как седьмая всходила на лестницу,

Как сестру молодую звала,

Милых братьев иль страшную вестницу,

Затаивши дыханье, ждала…

Пыль взметается тучею снежною,

Скачут братья на замковый двор,

И над шеей безвинной и нежною

Не подымется скользкий топор.

Этой сказкою нынче утешена,

Я, наверно, спокойно усну.

Что же сердце колотится бешено,

Что же вовсе не клонит ко сну?

Зима 1922

«Заболеть бы как следует, в жгучем бреду…»

Заболеть бы как следует, в жгучем бреду

Повстречаться со всеми опять,

В полном ветра и солнца приморском саду

По широким аллеям гулять.

Даже мертвые нынче согласны прийти,

И изгнанники в доме моем.

Ты ребенка за ручку ко мне приведи,

Так давно я скучаю о нем.

Буду с милыми есть голубой виноград,

Буду пить ледяное вино

И глядеть, как струится седой водопад

На кремнистое влажное дно.

Весна 1922

«За озером луна остановилась…»

За озером луна остановилась

И кажется отворенным окном

В притихший, ярко освещенный дом,

Где что-то нехорошее случилось.

Хозяина ли мертвым привезли,

Хозяйка ли с любовником сбежала,

Иль маленькая девочка пропала

И башмачок у заводи нашли…

С земли не видно. Страшную беду

Почувствовав, мы сразу замолчали.

Заупокойно филины кричали,

И душный ветер буйствовал в саду.

1922

«Как мог ты, сильный и свободный…»

Как мог ты, сильный и свободный,

Забыть у ласковых колен,

Что грех карают первородный

Уничтожение и тлен.

Зачем ты дал ей на забаву

Всю тайну чудотворных дней, —

Она твою развеет славу

Рукою хищною своей.

Стыдись, и творческой печали

Не у земной жены моли.

Таких в монастыри ссылали

И на кострах высоких жгли.

1922

Библейские стихи

1. Рахиль

И служил Иаков за Рахиль семь лет; и они показались ему за несколько дней, потому что он любил ее.

Книга Бытия

И встретил Иаков в долине Рахиль,

Он ей поклонился, как странник бездомный.

Стада подымали горячую пыль,

Источник был камнем завален огромным.

Он камень своею рукой отвалил

И чистой водою овец напоил.

Но стало в груди его сердце грустить,

Болеть, как открытая рана,

И он согласился за деву служить

Семь лет пастухом у Лавана.

Рахиль! Для того, кто во власти твоей,

Семь лет – словно семь ослепительных дней.

Но много премудр сребролюбец Лаван,

И жалость ему незнакома.

Он думает: каждый простится обман

Во славу Лаванова дома.

И Лию незрячую твердой рукой

Приводит к Иакову в брачный покой.

Течет над пустыней высокая ночь,

Роняет прохладные росы,

И стонет Лаванова младшая дочь,

Терзая пушистые косы.

Сестру проклинает, и Бога хулит,

И Ангелу Смерти явиться велит.

И снится Иакову сладостный час:

Прозрачный источник долины,

Веселые взоры Рахилиных глаз

И голос ее голубиный:

Иаков, не ты ли меня целовал

И черной голубкой своей называл?

25 декабря ст. ст. 1921

2. Лотова жена

Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом.

Книга Бытия

И праведник шел за посланником Бога,

Огромный и светлый, по черной горе.

Но громко жене говорила тревога:

Не поздно, ты можешь еще посмотреть

На красные башни родного Содома,

На площадь, где пела, на двор, где пряла,

На окна пустые высокого дома,

Где милому мужу детей родила.

Взглянула – и, скованы смертною болью,

Глаза ее больше смотреть не могли;

И сделалось тело прозрачною солью,

И быстрые ноги к земле приросли.

Кто женщину эту оплакивать будет?

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

21 февраля 1924

3. Мелхола

Но Давида полюбила… дочь Саула,

      Мелхола.

Саул думал: отдам ее за него,

      и она будет ему сетью.

Первая Книга Царств

И отрок играет безумцу царю,

И ночь беспощадную рушит,

И громко победную кличет зарю,

И призраки ужаса душит.

И царь благосклонно ему говорит:

«Огонь в тебе, юноша, дивный горит,

И я за такое лекарство

Отдам тебе дочку и царство».

А царская дочка глядит на певца,

Ей песен не нужно, не нужно венца,

   В душе ее скорбь и обида,

   Но хочет Мелхола – Давида.

   Бледнее, чем мертвая; рот ее сжат;

   В зеленых глазах исступленье;

   Сияют одежды, и стройно звенят

   Запястья при каждом движеньи.

   Как тайна, как сон, как праматерь Лилит…

   Не волей своею она говорит:

    «Наверно, с отравой мне дали питье,