Бег с барьерами - [4]

— Мам, ну ты чо, мам? Болит спина-то? Ну, ты полежи поди, мам, — моргая белесыми ресницами, переживал Николай.

Но, скорбно поджав бескровные губы, старуха продолжала демонстративно ковыряться в грядках, всем своим видом давая понять, что недолго уж — ох, недолго! — топтать ей земельку родного огорода.

Когда же Николай снова запивал, и высокохудожественный храп сотрясал стены ветхого крова, Варвара, утратив сердобольного зрителя, забывала про свои хвори и вихрем носилась по огороду. И всем-всем, кроме дурня Николая, было ясно, что эта бабка сама переживет кого угодно.

Лопушки были для нее как бы продолжением своего огорода. Найдешь ли здесь человека, которого бы она не знала и чьим жизненным процессом не управляла, или, по крайней мере, не пыталась управлять?! Свадьбы и похороны служили ей отдохновением от аграрно-торговой деятельности. Но поскольку последние годы молодые лопушковцы да и их легкомысленные родители частенько игнорировали ее заботы, то Варваре приходилось специализироваться в основном на похоронах. В знании тонкостей печального ритуала с ней никто не мог сравниться.

Последнее обстоятельство было на руку Дале Андреевне. Конечно, денег придется выложить немало. Уж Варвара на лишнее не раскошелится, будьте уверены, и неизвестно, оставлено ли что-нибудь у самой Антонины при ее-то легкомыслии, но хоть не надо будет Дале Андреевне бегать по похоронным бюро, оформлять бумаги, заказывать гроб, договариваться насчет рытья могилы с какими-нибудь пропойцами. Ну, а уж поминки, салатик там нарезать, посуду помыть — это уж ладно. Занятие привычное.

Дом Даля Андреевна отыскала без труда, хотя ни разу и не бывала в новом Антонинином жилище. Квартира оказалась на пятом этаже. Тяжело будет выносить. На ее звонок из глубины квартиры кто-то крикнул: «Не заперто». Даля Андреевна почувствовала противное подташниванье и дрожащими ногами переступила порог.

В светлом проеме дверей, ведущих в комнату, возник тонкий силуэт девочки-подростка. Девочка застыла на мгновение, пытаясь разглядеть в полумраке прихожей вошедшего, и кинулась на грудь Дале Андреевне.

— Тетя Даша! Ох, тетя Даша... — и она зашлась в беззвучном плаче.

Зараженная этими безутешными слезами, Даля Андреевна заплакала сама, вспомнив в просветленных слезах, что ее, действительно, зовут тетей Дашей. Девочка была старшей Варвариной внучкой. Даля Андреевна не столько узнала ее, сколько догадалась, что это именно Надя. И не подросток она вовсе — уже родила.

— Ну что ж мы стоим? — пришла наконец в себя Надя. — Теперь плачь — не плачь… Да не разувайтесь вы. Какое уж тут разувание, — обреченно махнула она рукой.

Даля Андреевна, замирая, вошла в комнату.

— А где же... она? Тоня?

— В морге, — прошептала Надя распухшими губами.

— От чего хоть она умерла?

— Рак. Как она мучилась... — Надя надолго замолчала, вздрагивая в рыданиях.

— Я только сейчас все поняла. Только сейчас... — вновь заговорила она наконец. — Вы ведь знаете, тетя Даша, я мамы своей почти не помню. Мы с Иринкой все время у тети Тони пропадали. Она ведь рядом жила. Она и в садик нас водила. Бабушке некогда всегда — у нее огород. Папа — он, конечно, заботился о нас, но вы же знаете, он выпить любит. И мы все с ней и с ней. И в первый класс она нас отвела, и уроки с нами делала, и на собрания родительские ходила. И всегда такая веселая. Весь город ее знал.

— А завещание она написала?

— Завещание? — Надя глянула зареванными глазами, не понимая. — Зачем?

Ну вот, так и есть! Болеть раком и не оставить завещания, когда у тебя нет близких родственников — на такое способна только Антонина. Теперь начнется!

— Я ведь сначала не знала, что она болеет. Скрывала она. Не хотела нас расстраивать. И вовсе не на курсы в прошлом году она ездила, а на операцию. У меня тогда Павлик совсем еще маленьким был, а Иринка уже в Ленинграде училась. Простить себе не могу. Если б мы знали... Иринке мы и сейчас ничего не сообщили — рожать ей скоро.

Они снова помолчали.

Даля Андреевна тихо прошла в кухню. Здесь по-прежнему красовались все тот же громоздкий буфет и самодельный стол. Даля Андреевна узнала их, хотя они и были выкрашены белой водоэмульсионной краской. Для новой-то квартиры могла бы и поприличней что приобрести. Но зато сама кухня! Это тебе не ее, Дали Андреевны, клетуха, где двоим не разойтись. Какие только вещи ни помещались здесь, не мешая друг другу. Даже фамильный «Зингер», знакомый с детства до последней завитушки на черном узорчатом столике с педалью. Ну, уж без «Зингера» она отсюда не уедет! Где только пристроить его дома? Ничего, втиснет куда-нибудь. А уж «Veritas» настроить только на закрутку и обработку петель. Даля Андреевна вышла в прихожую, заглянула в сияющую кафелем ванную. А она-то всю жизнь мучается с дровяным титаном... Всегда этой Антонине везло больше, чем ей. И кому теперь достанутся эти стены? Знать бы заранее, убедить бы сестру прописать Артура. А может, еще не поздно что-нибудь сделать? Сходить в горисполком?.. Как же, дожидайся! Без тебя мало охотников на это гнездышко!

Вконец расстроенная, она опять вошла в комнату, прислонилась к дверному косяку.